Профессор жизни

Гастан Агнаев
Народный писатель Осетии, лауреат Государственной
премии им. К.Л. Хетагурова, лауреат премии
им. Ц. Амбалова, заслуженный работник культуры РЮО

Раскалённый круг солнца повис над самой крышей, словно нацелив свои жалящие лучи в Хадзышмела. Капли пота с его морщинистого загорелого лба падали на черепицу и тут же испарялись. Ну и жара! Хадзышмел распрямился и, прищурив левый глаз, внимательно осмотрел угол крыши.

Укладывая следующую черепицу, он придержал её мастерком, а затем резким движением, будто острым ножом, чиркнул по бокам, срезая остатки раствора. Не оборачиваясь, протянул руку назад, цепкими жилистыми пальцами ухватил новую черепицу, окинул ее взглядом, прежде чем уложить в ряд.

— Ровно, как стрела, — пробормотал он и тут же подумал: «А каким ему ещё быть, раз я сам его делаю? Если к каждой черепице теперь приглядываться, то до утра работу не кончить. Видно, уже устал немного, вот незаметно для себя и волыню. А ну-ка, вперёд! Нечего раскисать: ещё вчера знал, что день предстоит нелёгкий, и опять от восхода до заката придётся жариться на крыше. Эх, уж лучше бы ненастье. Моросил бы себе дождик — а ты добавил в раствор побольше цемента, и все дела. Цемент хозяйский, не жалко».

— Эй, студент, не мешкай! Раствор кончается! — недовольно прокричал Хадзышмел и глянул вниз. Возле корыта с раствором суетился раздетый до пояса парень. В ведре, правда, раствор ещё есть, но пусть подаёт заранее: дорога каждая минута.

— Несу! — отозвался снизу напарник.

Хороший парень, работает быстро и без лишних слов. Забыл только, как его зовут — при знакомстве он назвался, да имя его как-то вылетело из головы. Ничего, так обойдётся: студент и студент. Им ведь не из одной миски есть.

Парень карабкается наверх с ведром, лестница угрожающе поскрипывает.

— Не упади!

— Не бойся.

Надо бы лестницу покруче поставить. Правда, студенту труднее будет таскать ведро, зато так надёжней. Не дай бог, случится беда, свалится парень — ему, Хадзышмелу, придётся отвечать. Только этого и не хватало.

Пот стекает струйками у паренька меж лопаток, ко лбу прилипла прядь волос. Он ловит воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Ребра так ходуном и ходят, будто кузнечные мехи. Ну да ладно, ничего с ним не случится, от работы крепче будет. Вот Хадзышмел с пятнадцати лет работает как вол, и ничего — жив-здоров. Правда, на такой жаре трещит в голове и виски ноют, как будто не шляпа на голове, а железный обруч. Но всё это пустяки. Работу надо закончить сегодня, пусть хоть мир перевернётся и солнце прокатится по спине Хадзышмела.

— Осторожней ступай! А то черепица разойдётся, придётся начинать всё заново.

Студент, не ответив, опустил ведро на балку, облегчённо вздохнул. Хадзышмел глянул на него через плечо.

— Что, устал?

— Нет.

— Тогда подвинь-ка ведро поближе.

Ведро и так недалеко, рукой можно достать. Но зачем расходовать силы, если работе ещё конца не видно? Раз договорились с хозяином за день закончить — значит, так и будет. Вчера Хадзышмел из-за пятёрки с ним больше часа спорил. И, конечно, настоял на своём. Заказчик знает, что лучше Хадзышмела мастера не найти, хоть из самой Москвы выписывай. Поэтому он и не уступает. Чужого не просит, но и за гроши работать не станет — уж он-то себе цену знает. Вчера так и сказал хозяину: «Не хочешь, чтобы было по-моему, — не надо. Без работы сидеть не буду, другие вон просят не допросятся. Здесь еще два мастера — Магомет и Данел, к ним и обращайся». Да кто их поставит-то рядом с Хадзышмелом? Не умеют они работать, только себя мучают и заказчиков. Делают всё тяп-ляп, углы кривые, линию не держат, крыша такая, будто черепицу пьяный укладывал. Посмотришь на эдакую работу — и смех и грех, плакали денежки заказчиков. Через месяц, через два, когда посыплется им на голову черепица с крыши, поймут они, что лучше бы десятку переплатили, да не связывались с этими халтурщиками.

Если уж делать, то делать хорошо — так он думает.

Хадзышмел протянул было руку к черепице, но замешкался. Чего это он сам тянется за каждой черепицей? Ведь рядом стоит студент, глазеет, а Хадзышмел надрывайся. Так нельзя. Не зря же он деньги получает — юлой должен вертеться.

— Подай-ка черепицу!

Студент оторопел: черепица под самым носом у Хадзышмела. Но тут же наклонился, подал.

— Идёт дело, — удовлетворенно сказал Хадзышмел, намертво укладывая очередную плиточку. — Как думаешь, до семи вечера управимся?

— О чём говорить!

Хадзышмел улыбнулся. Хорошо, когда человек уверен в себе. Такой нигде не пропадет.

— Придвинь-ка ведро, — бросил он и стал работать ещё проворней.

Да, Магомету с Данелом надо заново родиться, чтобы они могли угнаться за Хадзышмелом. Уж если Хадзышмел углы замажет на крыше — так потом хоть два года подряд по ней град стучи, ни одна плитка не отскочит.

— Вот так-то, студент. — Глаза Хадзышмела блеснули из-под соломенной шляпы. — Нечего и тягаться со мной…

— Что, что?.. — не понял парень.

— Ничего, всё равно не поймёшь. Подай-ка лучше черепицу.

— Может, отдохнуть пора?

— Некогда. После отдыха ещё сколько времени пропадает, пока снова втянешься. Ты лучше переложи-ка черепицу поближе и беги вниз за раствором!

Студент стал спускаться по лестнице. Хадзышмел ручкой мастерка почесал спину — рубашка прилипла к телу, кожа ноет от пота. Ну да ладно, некогда снимать рубашку, некогда отвлекаться. Новая черепица легла на тонкий слой раствора.

Да, хороший у него напарник, студент этот. С первого взгляда он показался Хадзышмелу. Познакомились они, когда Хадзышмел «сшивал» углы дома в верхнем квартале села. Парень учится в городе, приехал на лето к родителям. Узнав, что он ничем не занят, Хадзышмел предложил ему подработать.

— Буду платить по пятнадцать рублей в день.

Парень сразу даже не ответил, видно прикидывая в уме.

— И ты меня не надуешь?

— Да что я, подлец, что ли? Спроси любого, тебе всякий скажет, что мастер Хадзышмел — человек достойный. Какой может быть обман? По работе и деньги.

Парень тут же согласился. Хадзышмел рассказал ему, куда нужно прийти. А сегодня застал уже у калитки нужного дома. Парень дремал, сидя на траве.

— Кажется, я опоздал, — сказал Хадзышмел.

— Я тоже ненамного раньше пришёл, — встрепенулся студент. Он встряхнул головой, как конь, которому в ухо попала вода, протёр глаза кулаками, с улыбкой расправил плечи.

— Я готов.

— А это тебе зачем? — Хадзышмел показал на веревку.

— Это чтоб ведро с раствором вверх поднимать.

Хадзышмел покачал головой: «Что же он думает, что я сам буду ведро вверх тянуть? Нет, так не пойдет».

— Так мы весь раствор расплескаем. По лестнице будешь поднимать.

— Ладно, — легко согласился парень и отшвырнул верёвку в сторону.

За дело он взялся рьяно. Но часа через два в какой-то миг протянутая рука Хадзышмела черепицу в нужном месте не нашла. Хадзышмел недовольно обернулся. Студент стоял как завороженный, лицо у него сияло. Он, не отрываясь, глядел на алые всполохи восхода.

— Эй, студент, — окликнул его Хадзышмел. Но тот не слышал. Стоял и улыбался, как ребенок. — Студент! — позвал мастер громче.

— А?

— Любишь на восход смотреть?

— Да… — Голос был какой-то отрешённый.

— С крыши, конечно, лучше видно, да только здесь глазеть по сторонам некогда, работать надо. Ты своё дело не забывай. Будешь работать со мной — богачом станешь. Деньги, они каждому нужны.

— Да, не хочется сидеть на шее у родителей. А мне к зиме надо себе купить кое-что.

— Подвинь-ка ведро поближе. Где учишься-то?

— В педучилище, — вяло ответил парень.

— Говорят, учителям недавно зарплату увеличили?

— Да, они теперь неплохо получают.

— Учись, учись, потом легче станет. Не будешь, как я, по крышам карабкаться.

— Зато ты своё дело знаешь, и ничему больше учиться не надо. Знай лепи черепицу к черепице. И денег много зарабатываешь.

— Это как это — лепи одну к одной? — Хадзышмелу в словах парня почудилась насмешка.

— Да я только хочу сказать, что черепицы — они все одинаковые. А мне придётся работать с детьми — так за всю жизнь двух одинаковых детишек не встретится.

Тяжело дыша, студент поднял новую порцию раствора, встал возле Хадзышмела. Тот глянул на восток, покачал головой:

— Время идет, надо пошевеливаться!

— Так ведь, мне кажется, если и дальше так работать, к закату как раз закончим.

— Что я тебе, железный, что ли? Утреннее дело — два дела, а вечернее — полдела. После полудня уже сил таких не будет, боюсь, и к ночи не успеем.

Хадзышмел опустился на колени, склонился над своей короткой тенью, руки его так и мелькали. Парень посмотрел на ступни Хадзышмела. Если он туфли бережет, так мог бы дзабырта (осетинские чувяки) надеть. Кожа на подошвах Хадзышмела загрубела, словно буйволова шкура. По ступням извивались чёрные глубокие трещины. Пожалуй, в такую пятку и гвоздь не забьёшь.

— Спускайтесь, перекусите, — раздался голос хозяйки со двора.

Глаза Хадзышмела радостно блеснули, он оторвался от работы, глянул вниз,

спросил:

— Что, готово уже?

— Еда на столе, идите, а то остынет всё.

— Идём.

У Хадзышмела порядок такой: чтобы всё было вовремя — и работа, и еда. Солнце высоко — подавай обед. Хадзышмел думал, что они перекусят на скорую руку и снова — за работу, не теряя времени даром. Не тут-то было! Хозяйка какая-то нерасторопная, ходит-переваливается утицей. От неповоротливости, видно, и разнесло её так.

Пироги она не разрезала, так и подала горячими. Они, как раскалённые угли, обжигали нёбо. Даже яйца не догадалась очистить. Немолодая уже, а будто жизни не видела. И как это её муж не научил, или он тоже времени не ценит? Ты подай еду так, чтобы только в рот покидать, пироги нарежь, дай им остыть, тогда и к столу зови. Хадзышмелу потерянного времени хватило бы на то, чтобы целый ряд уложить. Он и брось хозяйке в виде шутки: ты, мол, нас бы ещё пораньше позвала, посидели бы, покалякали о том о сем, а работа — она не волк, в лес не убежит.

Так эта дурёха не поняла, что над ней подсмеиваются. Разохалась:

— Да прийти вам на мои похороны: как же это я не додумалась! Ведь верно говорите: в такую жару — и работать! Да на крыше, на самом солнышке, человек может вспыхнуть, как спичка! Отдохните в тени, чего вам убиваться? В сад сходите, слива у нас хорошая уродилась. В огород загляните — там тоже есть чем полакомиться. Не стесняйтесь!

Скажет тоже! Нужны Хадзышмелу её кислые сливы да жёлтые, как хинный порошок, огурцы! Во сне они ему снились! Нет, Хадзышмел себе цену знает. Уж если он работает — так зарабатывает. Время сейчас такое — каждый должен вкалывать засучив рукава, а не то придется сидеть, глазеть на пустые стены да лапу сосать. За один летний день он заработает больше, чем какой-нибудь работяга за целый месяц. Летом каждая минута дорога. А тут ещё помощник подходящий. С таким немалую деньгу можно зашибить. Не до отдыха!

— Мы работать пришли, у нас каждая минута на вес золота, — не сдержался Хадзышмел, дал понять хозяйке, что он получше её знает, как ему быть, что делать.

— Так к чему убиваться-то, мои дорогие? Не кончите сегодня — завтра доделаете.

Ишь ты, вздумала поучать его! Лучше бы готовила вкуснее, а то пироги не пропеклись. Впрочем, Хадзышмел уплетал за обе щеки. Студент старался не отстать от него, дул на пальцы, обжигался, слезы лились из глаз. Везде надо поворачиваться — и в еде, и в работе. Потеряешь минуту — не вернёшь.

Да, студент, бери пример с Хадзышмела, он тебя жить научит. Он поумнее будет всех твоих профессоров-учёных. Ещё бы, куда им до него! Они профессора разных там редких наук, а Хадзышмел —профессор самой жизни.

— Ну, студент, я наелся. — Хадзышмел вытер ладонью губы.

— Я тоже, — сказал парень, дожевывая кусок.

— Вот, выпейте по стаканчику. — Хозяйка достала графин домашнего вина.

— Ты что, хочешь, чтобы мы с крыши попадали? — Хадзышмел жадно затянулся папиросой.

— Боже упаси! — взмолилась хозяйка.

— Вот закончим, тогда и подноси. Пошли, студент.

Парень послушно поднялся из-за стола

С утра Хадзышмел нахваливал в душе студента, а после обеда стал сердиться на него. Правда, работа в руках у парня спорилась, и он не заставил мастера даром простоять ни минутки. Но Хадзышмела раздражало, что, подняв очередную порцию раствора, напарник норовил постоять у него за спиной, поглазеть по сторонам с высокой крыши. Что же углядел этот парень? Вокруг была знакомая картина: в густой зелени садов белели стены домов, краснели черепичные крыши, многие из которых выложил сам Хадзышмел. Мастер бросал взгляд на улицу — может, студент какую-нибудь красотку сверху разглядел? Но улица была пустынной, если не считать старухи, тащившейся вдоль ограды с огромным кувшином.

На каждую такую оглядку у мастера уходили и силы, и минуты, а следовало торопиться: солнце миновало зенит — считай, день уже идёт к концу. Ещё немного — и оно совсем спрячется…

Остался незамазанным последний угол. Эх, если бы теперь ту силу, что была утром, хоть бы половину её! Тогда бы и работы всего на час. Но Хадзышмел устал.

Парень тоже выбился из сил, уже не тянул на разговор, не глазел по сторонам. Да, узнаешь ты вкус настоящей работы! Это не то, что сидеть за партой, книжечки листать, буковки выписывать! Студент подал было ведро, но не рассчитал, не дотянулся до балки. Ведро качнулось, тяжёлая лепеха раствора шлёпнулась парню на грудь, он едва удержался на лестнице, выпустил ручку, ведро с грохотом полетело вниз. Ничего, студент, бывает и такое.

Хадзышмел поднял черепицу. Ох и тяжела! Из последних сил захватил мастерком раствор. Видит бог, он устал, но замазать нужно весь угол до конца. Оставалось уложить какой-нибудь десяток черепиц — и всё. Закончится ещё один день мастера Хадзышмела. Дома ждёт его вкусный ужин, мягкая постель, а назавтра придут новые силы, будто заново он родится. Черепицы так и будут плясать у него в руках. Скорей бы только закончить — уже почти стемнело. Или это туман? Странно, совсем недавно небо было чистым, как стёклышко. Или дым нанесло? А может, с глазами что случилось? Хадзышмел кулаком потёр глаза. Но дымка стала гуще. Дом под Хадзышмелом качнулся и поплыл куда-то в сторону… Хадзышмел присел на корточки, нога соскользнула…

— Студент! — Хадзышмел успел вцепиться руками в балку. Всё тело била дрожь, на лице выступили капли холодного, едкого пота.

— Не бойся. Всё в порядке, — парень поддержал его.

Хадзышмел закрыл глаза, приник щекой к черепице. Он никак не мог отдышаться. Да, повезло на этот раз. Руки могли бы не послушаться, и тогда лежать бы ему внизу с переломанными руками-ногами.

Хадзышмел приподнял голову, осмотрелся по сторонам. Туман исчез, небо было ясным. Диск солнца уже коснулся плеча Казбека, цвет его стал алым, как у догорающих углей. Хадзышмел вздохнул:

— Будь проклят тот, кто скажет, что работа наша лёгкая! — Он крепко выругался.

— Успокойся. Нервы тоже надо беречь.

— Ты прав. — Хадзышмел поднял мастерок, вытер о свои брюки. Надо бросать к чёрту эту работу. Сорвёшься с крыши — никаких денег не надо будет. Лучше вон с газом дело иметь. Его сейчас как раз подводят к селу, работы будет по горло. Несложной работы, и денежной. Затея эта новая, расценок люди не знают, будут платить, сколько потребуешь…

— Студент!

Парень уже с полуслова понял, что от него требуется: пододвинул ведро с раствором, подал черепицу.

— Вот ещё пять черепиц уложим — и дело сделано…

Солнце зашло. Последние лучи его золотыми стрелами выбивались из-за гор. Зажглась вечерняя заря.

Ну вот, на сегодня и всё. Хадзышмел с удовольствием прошёлся по двору — ноги упирались в надёжную твердь земли. И хотя гудела спина и почему-то подташнивало, на душе было хорошо. Хозяин дома и его грузная жена, стоя посреди двора, смотрели на крышу. Глаза хозяйки так и бегали по ровным рядам черепицы от одного угла к другому. «Будто что понимает!» — хмыкнул Хадзышмел.

— Дом-то наш как похорошел, — сказала наконец хозяйка, улыбнувшись.

— Я себе цену знаю. Уж если делать, то делать как следует! — с достоинством, взглянув на неё, заметил Хадзышмел.

— Пусть вам всегда сопутствует удача.

— Спасибо. Пусть и у вас всегда будет удача в доме.

Хозяин запустил руку в карман, зашуршали деньги. А вот чего Хадзышмел не хотел бы нипочём — это рассчитываться при студенте. Узнает, сколько получил мастер, — в другой раз, чего доброго, больше запросит. Парень же, как нарочно, вертится рядом.

— Слушай, студент, кажется, я забыл там свой молоток. Сбегай-ка!

— Да нет, ты его в сумку бросил!

— Разве? Ну а веревку свою ты не забыл?

— И правда, чуть не оставил! — спохватился студент и ушёл.

Слава богу, будто гора с плеч свалилась. Хозяин достал шесть красных бумажек и одну синенькую, как весеннее небо. Хадзышмел внимательно пересчитал деньги, отложил пятнадцать рублей, остальные засунул поглубже в карман пиджака. Новенькие бумажки-то, хорошо живут хозяева. И то — дети в городе работают, помогают родителям, на одни свои трудовые вряд ли такой дом отгрохали бы.

На улице Хадзышмел достал пятнадцать рублей, протянул парню.

— На, студент, получай свою долю!

Парень не обрадовался деньгам, как ожидал Хадзышмел. Сунул деньги в карман и тут же предложил:

— Может, заглянем в закусочную, выпьем по кружке пива? После такого дня пить хочется.

— Спасибо, — поблагодарил Хадзышмел, — но у меня от пива живот побаливает.

А хозяйка-то даже не пригласила их выпить после работы, как обещала. Да, вот так они относятся к мастеровому человеку: кончил дело, получай деньги и уходи поскорей!

— Ничего, с одной кружки не заболит, — настаивал студент.

— Ладно, уговорил, пойдем, — согласился Хадзышмел. Но тут же вспомнил, что нет с собой мелочи, пришлось бы доставать всю выручку. Хотя, впрочем, это не его забота, платит тот, кто приглашает.

В дверях парень пропустил Хадзышмела вперёд, но и тут он заподозрил недоброе: уж не хочет ли выпить парень на дармовщину! Ишь ты какой! Да если ты лисица, то я твой хвост! И сто таких, как ты, не обведут Хадзышмела. Он наклонился, будто вытащить из туфли камешек, и студент должен был пройти вперёд. Но, оказалось, зря все это. Парень вежливо показал на столик у окна:

— Присаживайся, здесь вроде прохладней. А я сейчас принесу, — и вытащил десятирублевку. «Э… у такого деньги не залежатся, — подумал Хадзышмел, — если он меняет крупные бумажки, пока есть мельче». Расточительность всегда его удручала, хотя лучше уж чужая, чем своя.

— Ну, будем здоровы! — сказал он, поднимая кружку. — Ты настоящий мужчина, сразу видно, что в твоих жилах течет благородная кровь. Так и надо. Заработали мы сегодня с тобой немного, но пусть и эти гроши пойдут нам на пользу! Пью за твоё здоровье, дорогой!

— Да что ты, что ты! Спасибо! — смутился парень.

Они стукнули кружками. Хадзышмел пил большими глотками, пиво приятно пощипывало в горле. Парень заметил кого-то из знакомых, помахал рукой, улыбнулся.

— Вон сидит с ребятами мой товарищ, мы вместе учимся. Пойду поставлю им по кружке. Извини, я сейчас.

Хадзышмел глянул в сторону ребят. Совсем еще зелёные. Всем им студент поставил по кружке пива. С чего это он так расщедрился? Деньги ему некуда девать, что ли? Лучше бы прикопил до осени, чтобы не приехать на занятия голодранцем. Нет, приятель, многому тебе ещё надо учиться у жизни.

Ребята помахали Хадзышмелу: мол, подсаживайся к нам. Нет уж, увольте. Хадзышмел так устал, что на стуле едва сидит, а тут теряй время в компании желторотых… Пора домой, пора спать. Завтра снова тяжелый день. Хадзышмел подошел к их столику, отозвал студента.

— Мне пора идти — поздно уже.

— Ну а я посижу ещё с ребятами.

— Смотри недолго. Завтра опять в шесть начинаем.

— Хадзышмел…

— Что?

— Хадзышмел, завтра я не приду.

— В чём дело? Работа слишком тяжёлая? Или мало получил?

— Да знаешь, просто из-за денег неохота жизнь свою губить.

— Вон оно что! Ты всё-таки подумай. Ведь без труда, дорогой мой, вообще ничего в жизни не добьёшься. А к работе привыкнешь. Приходи завтра к мельнице.

— Нет, я точно решил. Не приду. Так что до свидания.

— До свидания…

Хадзышмел сам не заметил, как вышел из столовой, как закурил, затянулся горьким дымом. Хороший был помощник, такого ещё поискать. Не везёт Хадзышмелу с напарниками, как доходит до дела. Он один — работник, а остальные только и могут, что сопеть, как телята. Ну да ладно! Позову завтра соседского мальчишку, он хоть восьми классов ещё не кончил, понятливей будет, чем студент. Эх, студент, студент! Надо было предложить ему на трёшку больше — глядишь, и согласился бы. Хотя нет, не согласился бы. Хадзышмел почувствовал горькую обиду, будто его упрекнули в чём-то. Кулаки сжались сами собой. И вдруг всё вокруг посерело, он пошатнулся и привалился к изгороди. Игравшие поодаль ребятишки сгрудились вокруг него:

— Пьяный, пьяный!

Поймать бы вас да всыпать хорошенько! Щенята! Человек от усталости с ног валится, а они! Нет чтобы кто-нибудь подошёл, помог! Каждый идёт своей дорогой. Ну вот, вроде прошло.

Хадзышмел медленно отстранился от изгороди, сделал несколько неуверен ных шагов и пошёл твёрже. Сколько таких дней позади, похожих друг на друга! И сколько их впереди? Он сунул руку в карман, достал деньги, судорожно сжал в кулаке и, разжав, стал с недоумением разглядывать красный комок на ладони. Вот во что превратился его день — его труд, его пот. Всегда Хадзышмел был уверен, что только один знает цену жизни. Но студентик, пожалуй, тоже прав — малец, а мог бы сам кое-чему научить его, Хадзышмела. Хотя, сколько голов — столько и умов. У него свой, а у меня свой. Хадзышмел вскинул голову, стараясь стряхнуть оцепенение. Но он не чувствовал ничего, кроме усталости и обиды.

Перевод Леонида Асанова

Рассказ печатается с небольшим сокращением