Салам, Кабардино-Балкария

Не опускай руки

Сын соседа вернулся из армии. По этому поводу устроили вечеринку. Меня тоже пригласили, у нас ведь самый почётный гость — сосед. Он даже не гость, а будто член семьи. Если у человека нет родственника, говорят: что, и соседа нет? Поэтому соседу всегда почетное место за столом.

В доме, в большом зале, сели за стол. Я возле тамады. Он поднял бокал, произнес тост за возвращение молодого парня из армии, за добросовестное выполнение им своего гражданского долга. Пожелал много лет его родителям, мира и процветания Отечеству. Вспомнил и о тех временах, когда сам служил. Рассказал несколько случаев из своей военной жизни. Потом выпил свой бокал. Сидящие за столом и слушавшие его тоже осушили свои бокалы.

А во дворе играла музыка. Молодежь танцевала. Девушки двигались мелкими шажками, как будто лебеди плыли по волнам. А джигиты то кружились вокруг них, как ветры на вершине Эльбруса, то приподнимались на носках. Красив горский танец.

Вечеринка шла своим чередом: одни танцевали, другие смотрели на них и хлопали в ладоши, третьи вели беседу. Незаметно прошел час, другой, когда в комнату вошел высокий седоволосый мужчина. Он поздоровался, но руки никому не подал. Обычно когда здороваются, у нас подают руку. А этот руки держал за спиной. Первое впечатление было, что это от гордости, может, большой начальник или богатый бизнесмен. А может быть, депутат — мы его не знали, он был не из наших краев. Но мы тоже люди гордые — не стали протягивать ему свои руки. Сидели и молчали. Свободное место было возле меня, и новый гость сел рядом.

Я помню, опять подумал, что гость, видать, гордец, но что-то мне подсказывало: это не так. Слишком добрым было его лицо. Что-то неуловимо печальное было в его взгляде.

Официант поставил перед ним одно из лучших блюд балкарской кухни — хичины из свежего сыра. Вы никогда не ели хичины? Тогда я могу только сожалеть об этом. Запеченный в тесте свежий сыр! Обжаренный и обмазанный маслом хичин — просто объедение. Без хичинов свадьбы, вечеринки и праздники — просто ничто.

Когда официант поставил перед гостем хичины, седоволосый обеими руками потянулся к ним. И тут мы увидели… О, Создатель! У него на обеих руках был только один большой палец. Все смотрели на него и не могли отвести взгляд. А седоволосый спокойно съел свой хичин. Посмотрел на наши удивленные лица. Потом долго глядел в окно, будто брал у кого-то разрешение на свой рассказ, и снова перевел свой взгляд на наши потрясённые лица.

— Давно это было, — начал он свой рассказ. — В нашем дворе жил один скрипач. Порой он выходил за село и там вдали от сельского шума, один, стоя на вершине невысокого холма, играл на скрипке. Прячась за одиноким деревом, я наблюдал за ним. Он начинал играть медленно, как будто теплый ветерок гладил волосы влюбленных. Потом играл быстро-быстро, будто ураган гонит перед собой тучи, или коршун налетел на свою добычу…

Мне хотелось быть таким, как он. Чтобы и в голосе моей скрипки слышалось пение соловья, звук падающего водопада, шелест листьев березы, журчание родничков, серебряный шепот влюбленных.

И я решил: окончу школу и обязательно стану скрипачом. Это была моя заветная мечта. Я теперь думал только об этом. Когда я перешел в десятый класс, к нам в село переехала одна семья. У них была дочь, Зайнаф. Удивительно красивая. Черные кудрявые волосы спадали с её плеч. Длинные ресницы поднимались — словно крылья ласточки взмахивали. Смех её был, как пение бегущей горной речки, а лицо озарялось таким светом, как будто солнце и луна сидели на ее щеках.

С появлением в нашем классе новенькой что-то изменилось внутри меня. Я начал замечать красоту цветов, растущих во дворе школы. Я столько раз проходил мимо них, никогда не обращая внимания, а теперь они как будто говорили: «Подари нас Зайнаф».

Раньше я не обращал внимания на девочек. Думал лишь о том, что ждёт меня в будущем: поступлю в музыкальное училище и стану скрипачом. А теперь в моей жизни появилась Зайнаф. Когда мы выходили на перемену, она всегда была в окружении подруг. И я лишь издали смотрел на нее и любовался.

Кто знает, сколько бы так продолжалось. Может, я никогда не осмелился бы подойти к ней. Однажды, после уроков, Зайнаф сама подошла ко мне и сказала: «Ты не мог бы проводить меня домой. У наших соседей злая собака сорвалась с цепи. Они не смогли ее привязать. Я боюсь идти одна».

Для меня это было так неожиданно. Я еле слышно прошептал: «Да». И мы пошли вместе. Мне казалось, что, спрятавшись за свои заборы, соседи смотрят на нас. Но вскоре я чуть осмелел и даже подумал: что такое — злая собака? Да пусть хоть самый большой медведь выходит навстречу, я не побоюсь: с Зайнаф я пойду куда угодно.

У её дома я сказал: «Давай дружить» — и быстро ушел. Но краем глаза заметил, как она смотрела в мою сторону.

С этого дня мы виделись с ней каждый день. Я сам себе завидовал. С трудом верилось, что такая удивительно красивая девушка согласилась дружить со мной.

У нас была учительница, Аминат Хасановна, про таких говорят — педагог от рождения. Она была нашим классным руководителем и учила языку и литературе. Не только учила, но и жила нашей жизнью. И когда она поняла, что наша дружба вырастет в большую, красивую любовь, всех девочек пересадила к мальчикам. Потом я понял, что она сделала это ради меня и Зайнаф.

Последний год в школе был самым счастливым годом моей жизни. Со мной рядом была моя Зайнаф. Учеба быстро подошла к концу, и окончившие школу мальчики и девочки радовались: теперь они поедут в другие города, продолжат учебу, станут специалистами.  А я бы хотел оставаться вечным учеником десятого класса, лишь бы Зайнаф была рядом.

И всё же и мне пришлось уехать в город учиться. Сбылась моя давняя мечта: я поступил в музыкальное училище. Зайнаф же осталась в селе. У нее не было возможности поехать учиться. Мы переписывались, и её частые письма согревали меня.

Учился я хорошо. Всю душу вкладывал в учебу. Уже на третий год учебы я был одним из лучших скрипачей училища. Преподаватели ставили меня в пример другим студентам.

На последнем курсе неожиданно перестала писать Зайнаф. Я стал тревожиться. Написал другу, который жил в селе. От него получил известие, что ее семья переехала в районный центр. Адреса я не знал. А писем от нее не было. Так прошел год. Я окончил учебу и вернулся домой. Отец в честь этого устроил вечеринку. Пришли родственники и друзья, приехала моя любимая учительница Аминат Хасановна. Больше всех я обрадовался ей. Она много спрашивала об учебе, музыке и моих дальнейших планах. Потом отвела в сторону и сказала: «Ты был моим лучшим учеником. Всегда гордилась и сейчас горжусь тобой. Я так радовалась твоей любви к Зайнаф. Но ты должен понимать, что жизнь иногда заставляет нас делать непростой выбор. Недавно я была в районном центре и случайно увидела Зайнаф с молодым человеком. Это был её муж. Мне больно огорчать тебя, но тебе лучше это знать».

Для меня это был удар в самое сердце. Мне было так больно: я верил Зайнаф, а она предала меня.

Вечером я взял скрипку и вышел в огород. Начал играть. Даже не заметил, как вокруг меня собрались люди. Я долго играл, а они слушали. Потом подошла учительница, положила руку на плечо и сказала: «Пора домой».

Через пару недель я уехал в город. Устроился работать в оркестре. Мы много ездили по большим городам, давали концерты. Росло мастерство, многие приходили слушать мою скрипку. Но было такое ощущение, что главное в жизни я потерял.

Прошло пять лет. Я не встретил новую любовь. Да я и не стремился к этому. Разве бывает новая или старая любовь, первая или вторая? Она должна быть одна. Была у меня такая любовь и ушла.

Однажды зимой, под Новый год, наш оркестр пригласили в районный центр, где жила Зайнаф с семьей. В городе развесили афиши, на которых была и моя фотография. Мы приехали на автобусе в красивый, ухоженный городок. Во дворе старого клуба росли высокие заснеженные ели. В большом зале собралось много людей. Я смотрел в зал и искал глазами Зайнаф. Мою любовь. Узнаю ли я ее? Какая теперь она?

В зале было нежарко, и зрители сидели в пальто, шапках и платках — трудно было кого-то узнать. Да и лет прошло сколько! Концерт продолжался два час. Нам долго аплодировали, многие подходили, говорили слова благодарности. В этой суете подбежал подросток, протянул сложенный листок и сказал: «Это передала одна женщина». Записку я сунул в карман и забыл о ней. И только в автобусе вспомнил. Эта была записка от моей Зайнаф. Она писала: «Посмотрела концерт. Очень понравился. Ты стал настоящим виртуозом. Я очень рада за тебя. О тебе я рассказала своему супругу. Он хороший. Разрешил тебя пригласить домой. А еще у нас есть мальчик. Его я назвала твоим именем. После концерта обязательно приходи к нам. Мы тебя очень будем ждать».

Меня как будто током ударило. Будто от долгого сна очнулся. Значит, она тоже меня помнит! Я захотел только одного — увидеть ее, мою Зайнаф, любовь мою.

А наш автобус уже мчался по снежной дороге, оставив райцентр позади. Километров пять-шесть уже проехали. Я смотрю на листок бумаги и будто вижу себя и Зайнаф, сидящих за одной партой. Нет ничего другого: ни долгих лет учебы, ни концертов. Нет даже холодной зимы и снежной дороги за стеклом.

И я попросил остановить автобус. Решил вернуться обратно. Смеркалось, кругом снег, холод. Коллеги начали отговаривать, но когда поняли мою решимость вернуться обратно — смирились. Водитель сказал, что отвезет меня. Но я отказался. Столько времени ждал встречи со своим прошлым. Что такое пять-шесть километров! Пройду пешком. Я отпустил автобус. Взял свою скрипку и пошел навстречу…

Кругом была заснеженная степь. Ни одного деревца или кустарника вблизи. Даже бугра нет.

Я иду по автобусному следу, напевая под нос какую-то мелодию. Легко иду, как будто ветер несет меня. На небе ярко светят звезды. Хочется сорвать одну из них и подарить Зайнаф. Наверное, километра три прошел.

Вдруг неожиданно со страшным свистом налетел буран, закружил снег. Стало темно и очень холодно. Куда бы спрятаться? Здесь даже камня нет — ровная степь, как будто по линейке начертили. И дороги не видно, замело снегом. Куда идти теперь? Останавливаться нельзя. Ветер и холод до самых костей пробирают. По колено в снегу, я пошел, спотыкаясь и падая.

Глаза забиты снегом, усы обледенели, еле-еле передвигаю ноги, дышать трудно, щеки холод кусает, как будто сотни иголок вонзаются в мое лицо. На мне было шерстяное кашне, связанное матерью, я снял его с шеи и обмотал лицо, только глаза открытыми оставил. Стало полегче. И я снова пошел. Наверное, не столько шел, сколько, прячась от ветра, кружился на одном месте.

Сколько так продолжалось, не знаю. Но я шёл, не останавливаясь. А ветер все сильнее свистел: то снегом заметал, то бил в спину, как будто хотел меня свалить, чтобы я больше не встал. Порой я падал на колени. Но снова вставал и снова шел. И про себя думал: «Врешь, не возьмешь. Я не такой слабый. Не на того напал». И снова шел.

Мне казалось, что все ветры прошедших зим собрались здесь. И с воем волчьей стаи набросились на меня, будто хотят за что-то отомстить. Но я иду, не останавливаюсь. Помню, от усталости мне захотелось лечь на землю и поспать. Немного полежу, отдохну, потом встану и пойду, думал я. И тут же вспомнил сказку, которую в детстве рассказала мне мама. Как-то ветер, холод и сон поспорили, кто из них самый сильный, и решили испытать себя. Вот встретили они человека вдали от дома. Первым налетел ветер. Хотел свалить. А человек повернулся к нему спиной и пошел по своей дороге. Не достигнув цели и потеряв свою силу, ветер отошел в сторону и уступил очередь холоду. Тот заморозил землю и воздух, покрыл ветки деревьев инеем. Хотел превратить человека в сосульку. Ведь холод, он самый сильный — кто перед ним устоит? Даже вершины гор он превращает в лед. А человек собрал хворост, разжег три костра, сел между ними. Открыл свою торбу, вытащил оттуда хлеб, сыр, айран и как ни в чем не бывало начал есть. И холод тоже отступил перед человеком. А сон был мягкий, тихо подошел и нежно погладил человека, тот и уснул. И тогда ветер и холод набросились на человека и заморозили его.

Вспомнил я эту сказку. Подумал: сон, я сильнее тебя, и пошел навстречу ветру. И когда ветер начал хлестать меня по щекам, сон быстро отступил. Так, борясь с тремя «соперниками», я не заметил, сколько времени прошло.

Неожиданно ветер утих, небо прояснилось, и появились звезды. И снова я увидел вдали огни маленького городка. Обрадовался. Быстрее бы добраться туда! А то совсем замёрз. И я направился в сторону огней. Дороги не видно. Я пошел напрямую. Снег по колено. Иду медленно. Устал очень.

Вдруг услышал вой. Такой душераздирающий! Я еще не успел обернуться, а уже мурашки побежали по спине. Что-то было страшное в этом вое и злое. Я обернулся. О, Создатель наш! По моим следам шла волчья стая. Их было семь. Они шли цепью, останавливались, выли, как будто звали своих сородичей.

Укрыться от волков было негде: в этой проклятой степи даже одинокого дерева нет! А до городка уже рукой подать, может, километр или чуть больше. Я постарался шагать быстрее, но ноги стали тяжелыми, свинцовыми — будто прилипали к земле.

Волки подошли совсем близко. От отчаяния я громко закричал, и вдруг они остановились и разбежались в разные стороны. Это придало мне силы, помню, я даже подумал: не так уж и страшны эти волки!

Не прошел я и ста метров, как снова раздался душераздирающий вой. Я обернулся: выстроившись полукругом, волки начали меня окружать. Два крайних двигались быстрее других, они забежали вперед и перекрыли мне путь к отступлению. Круг медленно сужался. Теперь они не выли, а медленно приближались.

Мысли судорожно проносились в моей голове. За что? Почему смерть так рано подкралась ко мне? Заслужил ли я такой конец? Маму стало жалко, она будет горько плакать. Я был светом её очей. После меня она долго не проживет. А отец пойдет в степь — искать волков и истреблять их. Это будет его последнее занятие.

Волки подходили все ближе и ближе. Мне нечем было обороняться. Даже перочинного ножика с собой не носил. От отчаяния я схватил чехол и бросил в вожака. Он увернулся, но обозлился еще больше. Тогда я просто повернулся к нему спиной: делай что хочешь.

Но, повернувшись спиной к вожаку, я увидел, что два волка подошли совсем близко и готовы наброситься на меня. Тогда от отчаяния я схватил скрипку и заиграл. Ту самую первую мелодию, которую разучил когда-то. Ту самую, которую мечтал играть своей Зайнаф.

Хищникам оставалось сделать один прыжок.

Я закрыл глаза. Представил, что летним вечером сидим мы с Зайнаф во дворе на скамеечке, я играю ей серенаду, а она, повернувшись ко мне, слушает музыку.

Как только прозвучали первые звуки, волки начали выть. Я подумал, что они готовятся к прыжку. Но что-то слишком долго они выли. Я играл, а они выли, глубоко и протяжно. Я открыл один глаз, потом второй. О, Бог мой, вокруг меня сидели волки, подняв головы, и выли в такт музыке. Была в их вое какая-то грусть. Может, они пели о своей печальной волчьей доле?

Не помню, сколько времени я играл. Пальцы замерзли. Я хотел их согреть. Остановил игру. Взял скрипку под мышку, руки спрятал в карманы. Но как только остановилась музыка, волки стали подниматься. И тогда я понял: пока играю, буду жить.

Зимняя ночь, ярко горят на небе звезды, дует холодный ветер; запорошенный снегом скрипач играет на скрипке, а вокруг сидят волки и, подняв головы к небу, поют, может быть, о славных охотах или о горестях волчьей жизни.

Уже начало светать, заголосили петухи, залаяли собаки… Вдруг послышался шум трактора: с зажженными фарами он шел по заснеженному полю в мою сторону.

Из трактора вышел мужчина в шапке, тулупе и валенках, с ружьем в руке. Сделал пару выстрелов, и звери кинулись прочь.

От холода мои руки одеревенели. Левая примерзла к скрипке, а правой я только водил смычком вверх и вниз. Во всем теле была страшная дрожь. Я не мог двигаться — как будто примерз к земле. Тракторист помог мне подняться в кабину, накинул на меня свой тулуп, и мы поехали. Когда подъехали к его дому, вышла женщина и спросила: «Ахмат, что ты так быстро вернулся?». И, увидев меня, бросилась навстречу. «Боже мой, что с ним, где ты его нашел?». Я узнал этот голос. Из тысячи голосов я узнал бы этот голос. Это была моя Зайнаф. Та самая, которую я любил и потерял.

— Здесь, недалеко. Серенаду играл волкам. Ты лучше приготовь горячей воды, — ответил мой спаситель. Что было потом, я не помню. Очнулся в больнице. Рядом сидели мать с отцом и Зайнаф. Увидев, как я очнулся, мать и Зайнаф заплакали. Отец сказал: «Ничего сынок. Главное, что ты остался жив. Ты мужчина, ты сильный, ты мой сын. Все будет хорошо. Мы всегда будем рядом с тобой».

Полгода я пролежал в больнице. Врачи долго боролись за мою жизнь. Им удалось спасти меня, но пальцы, кроме одного, я потерял. Вот такова моя история — скрипача без пальцев.

Пока седоволосый не закончил свой рассказ, ни один человек не встал с места, не шелохнулся. Мы даже не заметили, что музыка была отключена.

Молчание нарушил я: «А как твои родители, как в дальнейшем сложилась судьба Зайнаф?».

Он задумался. «Мои отец и мать всегда были рядом. Благодаря им я не опустил руки. Пришлось забыть игру на скрипке, я стал учителем. В прошлом году, в течение короткого времени, оба ушли в мир иной», — сказал он грустно. А потом какая-то искорка появилась в его лице. Улыбнулся и сказал: «А Зайнаф, моя Зайнаф, с тех пор со мной. Мы больше с ней никогда не расставались. Она сегодня тоже здесь, в другой комнате, с женщинами. А было так. Когда я еще лежал в больнице, пришли Зайнаф и ее муж. Разговор начал он, супруг Зайнаф и мой спаситель. Он сказал: «Я очень люблю свою супругу. Она мне рассказала о вашей любви. Не из жалости к тебе, а ради той большой любви я оставляю Зайнаф тебе и ухожу. Если Богом суждено было мне тебя спасти, то зачем я должен отнимать у тебя любовь. Мне такой грех не нужен. Это она меня тогда отправила на поиски. Мы долго ждали тебя. Легли поздно, но вскоре она разбудила меня и сказала: «Я слышу звук скрипки. Здесь что-то не так. Поезжай на тракторе, может, они где-то застряли. И я поехал. Не я, а она тебя спасла. Отныне она будет рядом с тобой. Я верю, что ты хороший и моего сына вырастишь смелым человеком, как ты сам».

У нас с Зайнаф родились еще два сына. Братья часто навещают моего спасителя. Такая вот история. Но нам пора идти…».

Он вышел во двор, и мы вслед за ним. Седой позвал молодого человека, что-то ему негромко сказал. Тот пошел в комнату, где сидели женщины. Через минуту во двор вышла удивительной красоты женщина: высокая, стройная, с серебром в волосах.

Они тепло попрощались и пошли. Она слева от него, приноравливая шаг.