Роль

— Какой огромный дом! — воскликнула девочка в розовом пальто, не сводя восхищённый взгляд с жёлтого многоугольника.

— Это театр, Аллочка, — ответила девочке мама, крепко державшая дочь за руку, словно чувствуя, что непослушный ребёнок вот-вот вырвется и побежит.

— А мы же идём в театр, да, мама? — Аллочка хитро взглянула на маму и бросилась к театру. В руках матери осталась перчатка, на которую та некоторое время растерянно смотрела.

— Стой! Мы не в этот, мы в кукольный идём! — воскликнула мама, бросившись следом. Но девочка её не слушала, проворно юркнув в приоткрытую дверь театра, в которую и влетела плечом мать, охнув от боли. Аллочка же бежала вверх по лестнице, вверх к мечте.

                                                 ***

Такси подпрыгнуло на лежачем полицейском, заставив пассажирку приподнять веки и вернуться из мира воспоминаний в реальность.

«И здесь менты, они даже лежачие покоя не дают!» — скривила она лицо, словно от боли, осторожно коснувшись живота. Оглянувшись, заметила знакомую белую приору, сопровождающие всё так же держались сзади.

Смотреть в окно не хотелось, однообразный пейзаж и засыпанные мусором обочины вызывали одно желание — закрыть глаза.

— Мама, я поступила. Поступила! — Аллочка, распахнув дверь, забежала в комнату.

— Тише, доча. Скоро вся улица будет знать, что моя дочь в актрисы подалась, — пряча улыбку, мать обняла бросившуюся к ней на шею дочь.

— Мама, я буду играть! Буду работать в театре, буду, буду, буду! — эмоции бурлили в новоиспечённой студентке актёрского факультета.

— Неспроста ты тогда сбежала, — погрустнела мама. — Еле я тебя отыскала в тот день в театре. В кукольный чуть не опоздали.

— Буду теперь бегать туда каждый день, он же так близко, из окна видно, — защебетала Аллочка. — Я стану хорошей актрисой, ты же знаешь, что я если чего решу, то иду до конца.

— Ох, когда из тебя выветрится эта категоричность, — покачала головой мать.

Пассажирка вздрогнула, коснувшись лицом автомобильного окошка.  За окном всё так же проносились обочины, перемежаемые иногда обгоняемыми большегрузами, — таксист любил скорость. Во время очередного обгона водитель, не рассчитав дистанцию, резко затормозил и вернулся на свою полосу.

— Осторожно! — воскликнула пассажирка, едва не ударившись лбом о стекло и инстинктивно схватившись за живот.

— Простите, не заметил, что вы беременны, — смутился таксист.

— Да, езжайте потише, — пассажирка, нащупав на груди, едва заметный сквозь платье бугорочек, вновь ощупала живот, словно поправляя платье.

«Мухаммад, я не повторю твоей ошибки. Ничего раньше времени не сработает», — пассажирка едва заметно улыбнулась. Поймав её улыбку в зеркале заднего вида, таксист ещё немного снизил скорость. Приняв улыбку за одобрение.

Ей очень хотелось спать, сказывалась бессонная ночь, подготовка, проверка, подгонка. Глаза закрывались сами, машина, покачиваясь, убаюкивала, и она была бессильна поднять веки.

Люди бегали в темноте, размахивая свечами, ей было больно на это смотреть. Всё происходящее противоречило её убеждениям, тому, что она с Маратом с таким упоением изучала все последние вечера. Она закрывала глаза или делал вид, что поправляет костюм. А ещё этот Илья, что упорно называл её Аллой. Сколько раз она просила его называть её Аминой, бесполезно.

— Алла, ну как там твоя полесская ведьмочка? Дадим жару? — из полутьмы декораций показался Илья.

— Дадим, дадим, Илья…с, — произнесла она, с нажимом на эту самую «с», что так просто трансформировала имя партнёра. Надеясь, что он поймёт, насколько ей важно её новое имя. Но надежды особой не было — Илья смотрел на неё влюблённым взглядом.

— Аллочка, смотри, вот в том моменте, может, дадим больше экспрессии? Прогоним это момент сейчас? — Илья говорил уверенно, с напором.

— Для вас я либо Амина как в жизни, либо Олеся как по роли, — отчеканила она и скрылась в темноте меж декораций.

— По документам ты Алла, — торопливо проговорил Илья, но она не ответила.

Из-за противоположных кулис всё это время на неё, буквально сверля взглядом, смотрел Марат. Она знала, дома её вновь ждёт непростой разговор. Марат всё жёстче настаивал на её уходе из театра. Она была согласна с ним, нельзя ей работать в этом греховном месте. Но сразу вспоминалось обещание матери покорить сцену, стать хорошей актрисой. Она не могла себя заставить свернуть с выбранного пути, не достигнув цели.

Скользнувшая по щеке слеза разбудила её, влажную дорожку холодил ветерок. В следующее мгновение из другого глаза соскользнули две слезинки. Она машинально коснулась щеки рукой, словно желая остановить слезы. Но следующие капнули ей на руку и обожгли.

«Я покорила сцену, стала хорошей актрисой, играла главные роли», — она зачем-то пыталась сама себя оправдать. Вспомнился дипломный спектакль «Отправится к маврам» и Чуса, которую она так беззаветно сыграла, выложившись полностью. «Колесо жизни» и «Солнечный диск», что играли уже в театре. Воспоминание о том, как Марат набросился на зрителя за скабрезную шуточку в её адрес на показе купринских «Ведьм» заставило её улыбнуться, она долго не могла согнать улыбку с лица. Ей и сейчас было приятно. А потом Марат забрал её с премьеры «Золушки», устроив за кулисами скандал за платье с декольте. На следующий день она рассчиталась в театре, покончив с мечтой раз и навсегда.

«Он мужчина, ему лучше знать, что делать, он ведь тоже актёр. Был», — она, наконец, смогла согнать улыбку с лица.

«Ну а теперь я на пути Аллаха, и здесь я должна пойти до конца. До конца, до конца, до конца», — повторяла она, словно уговаривая сама себя. Она ощупала пояс, благодаря которому выглядела беременной. С ним всё было в порядке. Нащупала провода, идущие к бугорку у груди. Убедившись, что всё в порядке, она закрыла глаза, ей хотелось вновь увидеть Марата. Красивого, любимого, живого.

— Вот дом шейха, — водитель не дал ей такой возможности.

— Подождите, вдруг там очередь, — неожиданно для себя произнесла пассажирка, суетливо копошась и доставая деньги. — Вот возьмите, здесь с лихвой.

— Баркалла, баркалла, — обрадовался таксист.

На её счастье шейх оказался занят. Еле заметно пританцовывая, она вернулась в машину и чуть не попросила отвезти её обратно. Но вспомнив о сопровождающих, мгновенно отяжелев, опустилась на сиденье.

— Подождём, он занят, — еле слышно произнесла она и закрыла глаза, желая вернуться туда, в полутьму сценических задворок.

Но к ней за кулисы пришёл не Марат. Улыбаясь во весь рот, к ней приблизился Тимур. Нарядный и гладко выбритый.

— Алла, идём со мной, — Тимур протянул ей руку.

— И ты туда же, субханалла, я Амина, забыл? Ты же не этот, Илья…с! Знаешь, что по чём, — прошипела она в ответ, отступая назад, в темноту.

— Я выбрал жизнь, выбери и ты, — Тимур ступил следом.

— Я развелась с тобой, ты забыл?! — выкрикнула она.

— Оставь её, недостойный, — знакомый голос из-за спины заставил её вздрогнуть.

— Мухаммад, — обрадовалась она. — Как ты здесь? Тебя же давно нет. Ты в раю.

— Помнишь, как мы танцевали брейк-данс? — не сдавался Тимур.

— Помню, помню эту грязь, я смыл с себя этот грех, последуйте и вы моему примеру, — из темноты появился Марат.

— Это была жизнь! — воскликнул Тимур, обращаясь к ней. — Вернись к жизни. У тебя ещё есть шанс. Не иди за ними.

— Марат, — она не могла оторвать взгляд от его лица.

— Иди! Ты должна! — хором произнесли Марат и Мухаммад.

— Что принёс тебе твой фанатизм? — не уступал Тимур. — Вокруг тебя одна смерть! Ты несёшь смерть! Остановись, иди к дочери, роди ещё и сына. Подари жизнь, а не неси смерть.

— Я должна пойти до конца! — она гордо вскинула голову.

— Ты должна вырастить дочь и оберегать старость матери! — не без досады в голосе произнёс Тимур. — Ты заигралась, остановись.

— Я не умею останавливаться… — еле слышно произнесла она, и после тягостной паузы добавила, — Да и не дадут мне остановиться.  

Вокруг неё стали собираться ещё и ещё люди. Все те, с кем она шла сюда все эти годы. Все те, кого она сама вела. Все те, кто остался лишь в её воспоминаниях.

— Ты привела меня на путь истины, а сама сбежала с автобуса, выбросила пояс шахида, трусливое существо! — кричала недавно взорвавшая себя Муслимат, протягивая к ней окровавленные руки.

— Второй осечки мы тебе не простим, иди! — выкрикнул кто-то.

— Ничего и никому ты не должна! — Тимур сделал решительный шаг к ней, разомкнув сужающийся круг.

— Нет! — она выбежала из круга и побежала по бесчисленным лестницам театра. Она не знала, куда бежит, большой зал, малый, гримёрка, фойе.

— Алла! — строгий окрик заставил её вздрогнуть. В дверях театра стояла мама, пытаясь открыть дверь, о которую только что больно приложилась плечом. 

— Мама, — она попятилась назад.

— Алла, ну куда ты убежала, вырвалась, где вторая перчатка, не потеряла? — в руках у матери была та цветастая перчатка, её детская перчатка.

— Мама, я не могу, — она посмотрела на свои руки, на которых были надеты чёрные атласные перчатки, несмотря на жаркий летний день.

— Аминат! — по лестнице спускался Марат.

— Доченька, ты куда, остановись! — мамин голос заставил её вздрогнуть.

— Аминат!!! — по лестнице, вслед за Маратом, шли остальные.

— Беги! — выкрикнул Тимур, распахивая дверь на улицу, где ждала её мама.

— Аллочка, доченька, не убегай, прошу, — голос мамы дрожал.

— Нет! Да! Я должна! — распахнув заплаканные глаза, пассажирка огляделась вокруг. На неё удивлённо смотрел таксист.

— Кошмар приснился? Джинны? За этим к шейху? Понимаю, — участливо заговорил таксист.

— Возьмите! — пассажирка протянула таксисту все деньги, что у неё были, и бросилась прочь из машины.

Пробежав несколько метров, она замедлила шаг, пояс на животе сдвинулся и грозил выдать её или сработать слишком рано. Протерев на ходу рукавом глаза, она подошла к охранникам.

— Я беременна, мне плохо, пропустите, пожалуйста.

— Сейчас спросим, — молодые люди посмотрели на неё с сочувствием, немедля передав просьбу по рации.

Она знала, секунда промедления и она развернётся и убежит, к маме, к Тимуру, куда угодно. В жизнь. Не в мечту о театре, хватит с неё мечт, которые привели её сюда, просто в жизнь, к маме, к дочери.

— Проходите, — охранник открыл перед ней дверь.

— Спасибо, вы спасли меня от мучений, — выдохнула она и ступила в дом, на ходу пытаясь нащупать плотный бугорок в районе груди. Он, как назло, куда-то сдвинулся, пока она бежала. В комнате, к её ужасу, было много народу, и даже маленький мальчик.

«Как моя девочка возрастом» — мелькнула мысль. Рука как-то неожиданно ослабела, словно не желая искать бугорок. Шейх и все собравшиеся вопросительно смотрели на неё. Она села напротив шейха и произнесла первое, что пришло на ум:

— Я русская, я хочу принять ислам.

Неожиданно бугорок нашёлся. Она видела, что шейх что-то говорит, но не понимала и не слышала его. Она со всей силы нажимала на бугорок.

«Марат, я к тебе» — блаженная улыбка расползлась на её лице.

                                                    ***

— Ха! Сама, — хохотнул пассажир белой приоры, даже не вздрогнув от звука взрыва. — Проиграл, признаю.

— Пять штук на дороге не валяются, — самодовольно произнёс водитель приоры, убирая в карман телефон и заводя машину. — Уже готов был сам всё сделать.

— Ты спецом тянул, бабки выиграть хотел, — захохотал пассажир, протягивая водителю деньги.

— Да не, — замотал головой водитель, уворачиваясь от бегущих в сторону взрыва людей, — надоела эта дура, руки чесались рвануть её. Но дело важнее.

— Дело сделано, — пассажир подставил лицо набегающему ветру. — Можно и покайфовать.

— Гуляем смело, — улыбнулся водитель, увеличивая скорость.