Моя версия Вселенной: интервью с Татьяной Стояновой

Татьяна Стоянова — поэт, куратор литературных проектов. Родилась 27 октября 1990 года в Кишинёве. До 17 лет жила на юге Молдовы, в Гагаузии. В 2008 году переехала в Москву. Училась в РГУТиС и в Московском государственном университете печати. С 2015 года занимается продвижением современной русской литературы в издательстве «Редакция Елены Шубиной».

— Татьяна, в одном из интервью Вы сказали: «Думаю, что даже одно по-настоящему удавшееся стихотворение, которое будут читать и запоминать наизусть люди других поколений, когда тебя уже не станет, стоит любой сиюминутной известности». У Вас, вероятно, есть некий внутренний рейтинг своих стихов. Можете назвать стихотворение, про которое Вы думаете (или предполагаете), что оно и есть то самое, которое «будут читать и запоминать наизусть люди других поколений»? Или для Вас все Ваши стихи «те самые»?

— Все стихи, которые я пишу, для меня сиюминутны в плане именно восприятия: это как будто бы вспышка, которая озаряет, и момент того, когда ты увидел текст, — это для тебя абсолютное ощущение единения с каким-то другим миром, с другой реальностью. И в этот момент эти стихи для меня уже пришедшие из вечности. И, наверное, все свои стихи я готова отпустить туда же, может быть, даже не задумываясь, останутся ли они в памяти людей. Но, если бы мне хотелось выбрать стихотворение, которое должно остаться в памяти, я бы, наверное, выбрала в первую очередь стихи из цикла-посвящения отцу, потому что для меня они будут актуальны всегда, и всю свою жизнь я буду, наверное, продолжать этот цикл, зримо или незримо. Тема утраты отца, как мне кажется, близка каждому человеку, кто пережил своих родителей. И я надеюсь, однажды одно из этих стихотворений даст кому-то утешение или поможет хоть как-то на время утихомирить боль и примириться с утратой.

— Вы, как мне показалось после прочтения многих Ваших интервью, неожиданно легко соглашаетесь на автокомментарии к своим стихам, как бы «расшифровываете» их, даже готовы объяснить основную идею того или иного стихотворения. А есть у Вас стихи, глубинный смысл которых даже Вам не совсем ясен?

— Обычно, когда я пишу стихотворение, каждое из них для меня как будто бы фиксация моей жизни в такой кристаллической форме, сконцентрированное чувство мироощущения, которое точно имеет координаты во времени и пространстве. Я читаю стихотворение и вспоминаю, где и когда оно было написано, в какой момент моей жизни и что спровоцировало это стихотворение. Чаще всего мои автокомментарии к стихам конкретно связаны именно с обстоятельствами их написания и с тем, какие, может быть, обстоятельства моей жизни вызвали тот или иной текст моей версии Вселенной. Иногда, как мне кажется, эти комментарии нужны для того, чтобы объёмнее видеть картину, потому что всё-таки мои стихи во многом неразрывно связаны с моей личной историей, и я чувствую — это продолжение моей жизни. Поэтому без прояснения некоторых фактов моей биографии, наверное, понимание будет неполным. Но часто я замечаю за собой, что, когда я сама для себя пытаюсь объяснить именно философский смысл, который заложен в стихотворении, я как будто бы каждый раз привожу новую версию истолкования. И эта новая версия тоже имеет абсолютно равное право, как и другие версии, которые предлагают, например, читатели. Вообще, самое, наверное, высшее понимание того, что такое поэзия, для меня — это когда одно и то же стихотворение можно прочитать огромным количеством способов и понять его по-разному. И при этом каждый человек может в нем увидеть что-то созвучное ему, что-то, что зацепит, покажется важным, заставит запомнить, задуматься, прочувствовать то же, что прочувствовал автор. Поэтому автокомментарии — это, конечно, здорово для тех, кто хочет понять именно текст. Но есть же другие глубинные смыслы, которые можно объяснять, а можно и не объяснять. Мне бы хотелось, чтобы в моих стихах этих глубинных смыслов было много.

— У Вас вышло два сборника стихов: «Матрёшка» (2019) и «Контуры тела» (2023). С 2015 года Вы курируете в издательстве «Редакция Елены Шубиной» современную русскую прозу, написали несколько рассказов. Ждать ли нам встречи с Вашим, например, романом?

— Работа в издательстве дала мне такое количество открытий в прозе, я встретила и полюбила талантливые, выдающиеся книги, их авторы — по-настоящему должны были написать эти книги. Это не те случаи, когда ты открываешь книгу и понимаешь, что мир вполне обошелся бы без нее. Нет, наоборот, это книги, которые во многом были рождены самой жизнью и нужны были людям, они их ждали. Это высокая планка, и на мою жизнь они влияют тоже. Мне кажется, что нет смысла писать книгу прозы, если ты не создан для этого, не готов к этому и, если сама жизнь не требует от тебя этого. Когда Леонид Юзефович услышал отрывок из повести по мотивам моего детства, которую я пыталась писать, он сказал: «Кто, если не вы, напишет это?». У меня есть некоторое количество тем, о которых я думаю, что если я не напишу, то не напишет, наверное, никто. Но для этого должно прийти время, чтобы найти те самые слова. Возможно, оно придет, а возможно, и нет, потому что в поэзии, например, это дает другое восприятие жизни в текстовом пространстве. Ты не живешь в ней как в огромном доме, в котором можешь освоить любую комнату и наполнить её каким-то своим содержанием. Написать стихи — это как взлететь на качелях вверх и потом спуститься на землю и дальше идти своим путем. Это не настолько большое дело, привязывающее тебя к себе надолго, это всё-таки сиюминутность вдохновения, соприкосновения с другим пространством. Именно поэтому быть прозаиком — это призвание. Если однажды понадобится этому миру, чтобы я что-то большое прозаическое написала, пускай это случится, я в это верю. Если нет, то так тому и быть: в мире достаточно текстов, без которых он бы обошёлся.

Заглавное фото: Светлана Мишина