Любовь любви, или Остановите Анну

Фото автора, Марины Львовой, Георгия Арустамьяна, Алексея Аляпаака

С полюса тепла в холодный декабрь уносил самолёт мои мысли и заботы. Иллюминатор опущен, ремень пристёгнут — счастливого полёта! Цель одна: убрать шасси и взмыть в облака. Они тяжело обступили лайнер и понесли нас в московские зимние дали, сжимая в объятиях дюралевый корпус.

Небесный холод, его вязкий полог заволок Землю, тёплые огоньки посёлков и городов, пунктиры дорог и трасс. И телефон на авиарежиме — не тревожь меня, Дом. Рабадан сидел в середине салона возле крыльев, а я — в самом хвосте.

Самолет набрал высоту, и я, видимо, задремал. Что-то даже приснилось, но резкий толчок вернул меня в прокрустово кресло. Перед глазами — лицо девочки со смешной гримасой, она высунула язык и изобразила устрашающего дракона. От неожиданности я даже забыл изобразить испуг в ответ. Старшая сестра, стоявшая тут же, в проходе, одёрнула проказницу. Вот ведь совсем рядом это детство, а не дотянешься, не вернёшься. Собственно, сейчас, когда я это вспоминаю, пошла вторая половина зимы, ну да пусть: почему не поверить в маленькие чудеса, в остановку во времени. Есть такая станция — Детство, и в декабре я нашёл её забытые ориентиры. Сейчас бы обнять своих детей, но как это сделаешь — разлетелись по своим мирам. Да и я подзабыл свою песню детства.

«Белгород. 31 декабря. Количество погибших после обстрела увеличилось до 22 человек, из них трое — дети. Травмы получили 110 человек. Среди пострадавших 17 детей».

Из терминала аэропорта Домодедово мы с другом вышли в снежную пелену и дожидались такси. У обоих в сумках подарки и книги. Последнее десятилетие для меня Москва — «книжная» столица, а потом уже другие дела. В 2023 году, после женитьбы моего сына на москвичке, в телефонной записной книжке прибавились новые адреса.

Официальная часть поездки в Москву — посещение Международной ярмарки интеллектуальной литературы non/fiction в Гостином дворе, встречи с писателями и издателями. Но в мыслях возникал Миша Фаустов, который своей колоссальной фигурой закрывал всю остальную пишущую рать. Что собственно такое я мог от него узнать, ради чего необходимо было лететь сквозь снежный циклон в столицу?! Но произошло больше приятного, чем я ожидал…

Рабадан летел в Москву по своим научным делам. 7 декабря в Институте археологии он выступит с докладом о раскопках, которые почти завершил в Великенте. В его чемодане «тёпленький» номер журнала для московских коллег — интервью о раскопках пришлось весьма кстати. Следующий день, 2 декабря, договорились посвятить «Нон-фикшн»: книги, люди, эмоции.

Московское утро. Та же картина, что и ночью, только в серо-белой гамме. Снег продолжает падать и завораживать. Из окна восьмого этажа у Арсена хорошо просматривается Ясногорская улица, высотные дома, лесные массивы, новый ледовый дворец. Засыпана снегом строящаяся амфитеатром летняя эстрада. На её месте были пустыри, где жители в течение многих лет, а может и десятилетий, каждое утро выгуливали собак.

Дома в одной из папок у меня лежат наброски вида из этого окна. Перспектива улицы, магистраль, за ней типовые дома. Высокие голые стволы ясеней вдоль автомобильных дорог и всё остальное — точки и пунктиры на белой картине. По центру листа движутся фигурки людей с собаками на длинных поводках. Графические следы фиксируются на белой целине вдоль, поперёк, по диагонали. Через минут десять все следы выбеливаются снегом, и холст вновь становится девственным, пока по нему не пробегут следующие человечки. Меня удивляет, что у многих москвичей по несколько домашних животных. Как они живут в этих коробках?

— А снег… сколько дней уже идёт? — спрашиваю у брата.

— Давно. Думаешь, я дни считаю.

— Забыл про снегопады длиною в полгода. Ты ещё не родился, а снег вот так же валил долго-долго в одну из зим. Тогда мы жили в двухкомнатной квартире на Ленина.

— Ты про наш город детства?

— Ага.

— Я тоже что-то помню. Как убегали от каких-то пьянчуг в лесу. Там был какой-то шалаш, и вы хотели его использовать. А из него высунулась рука и хвать меня за ногу! Колька тогда ногой ударил по этой руке. Все бросились врассыпную и меня чуть не забыли. Или как мы вёдра с водой таскали для заливки хоккейной площадки — помню.

— Ты таскал?! Сколько тебе было тогда…

— У тебя своё, а у меня своё воспоминание. Зато я родился там, а ты…

Вот так же когда-то падал снег. Помню очень чётко — мне было, наверно, лет пять. Был вечер. Мама поёт, а я за ней повторяю. Открытая форточка, снежинки косым дуновением залетают в комнату и тают. Смолистое дыхание сосен за окном, растянувшиеся по комнате тени, радужные переливы хрустальных пластин под потолком, тиканье авиационных часов и мамин голос:

Вернись, лесной олень,

По моему хотению,

Умчи меня, олень,

В свою страну оленью,

Где сосны рвутся в небо,

Где быль живёт и небыль,

Умчи меня туда, лесной олень…

***

Выйдя из подъезда, я бодро зашагал в сторону метро. Мне по оранжевой ветке до Китай-города. В Гостиный двор по заснеженной Ильинке десять минут. Очереди ещё не на улице, но народ подтягивается.

«Был ясный морозный день. У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые кудрявые березы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были разубраны в новые торжественные ризы» (Лев Толстой. Анна Каренина. Часть первая).

Пока ожидал Рабадана, слушал колокольные переливы, любовался румяными лицами девушек. Он шёл от станции «Площадь революции». На боку потёртая полевая офицерская сумка-планшет. Накупив двадцать килограммов книг, он и в планшет втиснул несколько изданий, а потом искал почтовое отделение, чтобы отправить всё в Махачкалу. Но это — позже.

Те, кого я собирался увидеть, не просыпаются в такое время. Поэтому голос Миши в телефоне дошёл с кряхтением и пояснением: «Буду к обеду».

Я встретил его не в книжных павильонах, а за столиком в буфете. Они вместе с Катей ели бутерброды с колбасой. Увидев меня с пакетами книг, он выпалил сразу:

— Я сейчас тебе под большим секретом говорю. Только тсс!!! — Он приложил палец ко рту. — Когда Фонд культуры отчитывался по проектам, то у них — тсс! — главный козырь был: «Мы поддержали „Тарки-Тау“». Так что садись и пиши грант на следующий год. Поддержат!

К нашей компании присоединилась Татьяна Стоянова. Она подарила мне книгу Павла Басинского «Подлинная история Константина Левина», а я ей — итоговый журнал «Д» и свою свежую «Соль» (третья книга).

Павел Басинский: «Каждый вправе любить то, что он любит. Но и те и другие ошибаются, думая, что читают не один, а два романа, один из которых им нравится, а другой — нет. А в результате не читают ни одного. Этой ошибке почти полтора века.

Зачем нужен Константин Лёвин? Зачем Толстой отдаёт ему (с Кити и без неё) половину своего романа?

<…> я постараюсь доказать, что без Лёвина романа под названием «Анна Каренина» не существует. Или это плохой роман. Во всяком случае не роман Толстого».

На встречу со мной чуть позже подъехали Хаджимурад Алиханов с Мариной. Она сделала с ним интервью, и оба хотели получить журнал с публикацией. Хаджимурад предложил посидеть в уютном месте за пределами Гостиного. И буквально нескольких минут хватило ему, чтобы заказать столик на четверых в близлежащем ресторане «Высота 5 642». Место оказалось в пяти минутах ходьбы и вполне себе. Рабадан при входе пристроил пакеты с книгами гардеробщику, и мы могли теперь комфортно пообщаться. Марина привезла мне книги, подписанные Вацлавом Михальским, а я подписал Хаджимураду свою «Соль». В ней эпизод о встрече в его мастерской много лет назад. А потом, сорвав со свежего номера «Д» упаковочную плёнку, мы стали его листать и обсуждать. Приятное, скажу вам, занятие. Никто в этот субботний день не остался без подарка.

* * *

Понедельник. Снег продолжает сыпать. Вышел на площадь Трёх вокзалов на час раньше положенного, чтобы не опоздать на электричку к друзьям в Хотьково. Отправление с Ярославского вокзала через целый час — главное, не замёрзнуть. Памятник Георгию Победоносцу облепило замороженной снежной массой, я обошёл его медленным шагом множество раз. Как хорошо, что надел ботинки племянника, как они меня выручили! Согревали мысли о тёплой электричке, о встрече с настоящим Георгием, который никогда не убивал дракона.

Электричками уже сто лет не ездил, поэтому, получив в руки билетик с кью ар кодом, почувствовал подвох. Как и ожидал, застрял возле турникета: нервно теребил эту бумажку, пытаясь понять, где считывается этот код.

Написал Георгию:

«Доброе утро! Я взял билет на 10:20. Скажи, поезд прямо до Хотьково, или это одна из станций?»

Георгий Арустамьян: «Отлично! Не, это одна из станций. Поезд едет до Александрова. В Хотьково он будет в 11:30. Так что, если планируешь уснуть, то лучше заведи будильник на 11:25».

М. Г.: «Мне главное понять, где поезд».

Г. А.: «Буду тебя ждать на платформе, а пока иду чистить снег во дворе)) Проходишь с билетом турникет в сторону электричек на Ярославском вокзале, и уже за турникетами слева будет табло, ищешь «Москва — Александров 10:22» — и будет написан номер платформы. Садись в какой-нибудь средний вагон».

Состав подали за 10 минут до отправки. Я зашёл примерно в пятый вагон от головы поезда и примостился у окна. Пассажиры рассаживались, но их были единицы. Через скамейку от меня сел парень, положил небольшой рюкзак на колени и привычно закрыл глаза.

Я успокоился, но спать и не думал. Остановки на станциях были совсем короткие, и я решил, что буду смотреть, как меняются пейзажи за окном. Москва, а дальше Подмосковье.

Вчера перечитывал фрагменты романа про Анну. Перроны, поезда, пассажиры.

«Шумные мужчины затихли, когда она проходила мимо их по платформе, и один что-то шепнул об ней другому, разумеется, что-нибудь гадкое. Она поднялась на высокую ступеньку и села одна в купе на пружинный испачканный, когда-то белый диван. Мешок, вздрогнув на пружинах, улегся. Петр с дурацкой улыбкой приподнял у окна в знак прощания свою шляпу с галуном, наглый кондуктор захлопнул дверь и щеколду. Дама, уродливая, с турнюром (Анна мысленно раздела эту женщину и ужаснулась на её безобразие) и девочка, ненатурально смеясь, пробежали внизу» (Лев Толстой. Анна Каренина. Часть седьмая).

И кому здесь до нас, до наших нарядов есть дело? Все в своих заботах, в ежедневном ритме.

В 90-е на станции Ворсино мы с Арсеном чуть не остались на рельсах. Два дурака бежали на электричку наперерез, через пути, а потом не могли забраться на платформу — повисли в полтела, а поезд уже приближался. Кто-то тогда протянул руку, или мы сами выползли. Но смех был неудержимый, животный — до сих пор внутри сидит.

А что Каренина, вся излюбилась. («Любовь любви» — нашёл П. Басинский точное определение у Л. Толстого в повести «Юность»). Любовь, ненависть — всё одно, так губительны, так разрушительны для миропорядка. Отправил бы он (Толстой) её в ту же самую Сербию, где война, лазареты и раненые, глядишь, перевязывая раны, поняла бы, какие они, жизнь и смерть.

Но поезд летит, как дракон, и получит своё жертвоприношение. Аннушка уже разлила масло — сделанного не исправить, предначертанный ход вещей не изменить. И так будет продолжаться, как сказал Басинский, полтора века. Пока мой друг Георгий не пронзит чудовище копьём.

Поезда были тогда другие, не такие быстрые. Но всё же рельсы, шпалы. Ниже читаю тот самый момент, где она уже знала о смерти, но ещё не сделала шаг. Вернее, Толстой знал о смертельном приближении поезда и не остановил Анну.

«Туда! — говорила она себе, глядя в тень вагона, на смешанный с углем песок, которым были засыпаны шпалы, — туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя».

М. Г.: «Подъезжаем».

Г. А.: «Ща встречу тебя, в любимой кофейне хлопнем кофе с сочником и в „Кочевник“ рванëм».

***

Говорят, чудес на свете нет,

И дождями смыт оленя след…

Только знаю, он ко мне придёт,

Если веришь — сказка оживёт!

Я на пороге детства. И неважно, Хотьково это или станция Рассвет, куда мы бегали пацанами во время лыжной прогулки. Солнце изредка проглядывает сквозь массивные облака. Вокруг маленького вокзала и дальше, за домишками городка, в лесных перелесках и на дальних холмах царствует зима.

Выйдя на перрон, я понял, что середина состава на два вагона дальше. За спинами людей с рюкзаками увидел улыбку Чеширского Кота и понял: можно расслабиться.

Сидим в кафешке, закусываем капучино марципаном. Смайлик на пенке мне улыбался до самого дна. Поблагодарив девушку за поднятие тонуса, Георгий взял такси, и мы направились в этнопарк «Кочевник». Сегодня понедельник, и там выходной, но у меня не было возможности приехать раньше. Аня осталась дома, вчера у неё был напряжённый день. Они с Георгием работают в этнопарке.

Машина юлила меж холмов. Аккуратные домики, магазин сувениров и прикладного искусства местных мастеров, выставочное отделение усадьбы Абрамцево, ещё бог весть какие постройки, кладбище, церковь. Георгий указал на неё:

— Это Покровский женский монастырь, здесь похоронены родители Сергия Радонежского.

В той стороне Абрамцево.

— Да. Давно хотел посмотреть изразцы, расписанные Врубелем.

— Сегодня понедельник, выходной. Зато «Кочевник» для тебя открыт…

Основатель этнопарка «Кочевник» — Алексей Ежелев. В интервью новостному порталу

 «Подмосковье сегодня» он рассказывает, как возникла идея строительства парка:

«Однажды друг сказал мне, что можно делать и продавать юрты. Я подумал: “Как юрты? Кому они нужны?” Когда я впервые оказался в юрте, честно говоря, почувствовал себя неуютно: было душно, темно, хотелось найти окно. Однако я расписал варианты, где может потребоваться юрта: на даче, для кемпингов, юрта-ресторан, для МЧС, армии и так далее. Потом нашёл вариант использования юрты в парках. Когда я начинал, размышлял, что можно сделать с юртами, у меня получался европейский проект без этнографической и исторической подоплёки — просто зоопарк с возможностью погулять с животными и поесть в кафе.

Потом я побывал в Музее кочевой культуры в Москве и познакомился с его создателем Константином Куксиным. С этого момента меня больше заинтересовала этнографическая тема. В музее прекрасно представлен этнографический материал, но там не разведёшь огня, туда не заведёшь яка или верблюда, потому что это Москва. Я представил, что если такие же юрты расставить под открытым небом, сделать настоящее стойбище с животными, то получатся совсем другая окраска и атмосфера.

После я поехал в Монголию, посмотрел, как делают юрты, познакомился с людьми. Вернувшись, я познакомился с ребятами-реконструкторами. У меня как раз было пять готовых юрт, а они проводили первый фестиваль «Времена и эпохи» в 2011 году. Когда я рассказал о своих задумках, они предложили мне землю рядом с Хотьково, которая простаивала у них между фестивалями, проходившими раз в год.

Я предложил владельцам земли сделать глобальный проект. Тему «Русь и кочевники» можно было расширить до масштабного парка всех народов России. Я готов был влиться в общее дело, не зная, получу или потеряю. Изначально я хотел показать, что мы можем стартовать сразу и быстро. Даже строительство можно превратить в программу, продемонстрировав, как строили в древности»…

— Мы в этнопарке «Кочевник» близ города Хотьково. Рядом деревня Морозово. Сегодня 4 декабря, понедельник, нерабочий день. Но так как к нам приехал гость из солнечного Дагестана, мы решили посыпать дорогу солью! (намёк на мою книгу «Соль», один из героев которой — Георгий Арустамьян. — М. Г.). — Он расхохотался, а потом отодвинул щеколду и толкнул широкую калитку с надписью «Кочевник». — Всё вперёд, он наш!

Первая от входа юрта оказалась кассой. Дальше — огромное поле, покрытое снежным покрывалом. Ещё вчера, по словам друга, здесь было движение, экскурсии. А сегодня покой и серебряный воздух, его кристаллики счастья переливаются на каждом объекте. За ночь так завалило — выше колен! От некоторых юрт шли свежие следы. Вот эти кристаллики взметнулись облаком, покатились по простору, и через пару секунд из этой пелены прорвались мощные лошадиные фигуры. Они неслись галопом в нашу сторону, сминая сугробы.

— Хороши мальчики. Не бойся — они добродушные. Это забайкальская кучерявая порода. Тот, что конопатый, — Пряник, а рыжий — Чокер.

Я не смотрел на часы и не знаю, сколько длилась экскурсия. Явно, что время шло вспять. Верю, в рабочий день здесь совершается много интересного, однако такое единение с природой я вряд ли ощутил бы. Мы заглянули в Хан-Юрту, хозяева которой Аня и Георгий, потом прошли по проложенным следам к монгольской «штабной» юрте Алексея Аляпаака (интервью с ним опубликовано отдельной статьёй, поскольку небольшой рассказ Алексея о своём народе выбивается из моего повествования. — Авт.).

Зашли к другому жителю этнопарка, историку Сергею Александровичу Хлыстову. Он не готов был рассказать свою историю, но я увидел на стене юрты множество грамот и дипломов и думаю, что парень очень интересный, и облик его просится на портрет. Мы застали его за разгрузкой дров для печки. Да, в юртах нет централизованного отопления.

Георгий показал мне конструкции монгольских, казахских юрт, чумов, яранг. Вход во многие из них мы буквально откапывали. Зоодвор с верблюдами, яками, баранами, ослами, ламой и даже северными оленями — и у каждого свой норов. Но я не забуду лошадок, они сделали по полю несколько кругов и прискакали к нам. Я гладил их жёсткие, стриженые холки. Большие, добрые глаза животных и раздувающиеся от бега ноздри рядом с моим лицом. Животным здесь вольготно, они резвятся, как дети.

<…>

Что я знаю о встречном паломнике?
Что известно о дальних шатрах?
Был ответ в поэтическом томике,
Да вот он затерялся в летах.
Бык по полю идeт — время пахоты.
Плуг безропотно ходит за ним.
Ни к чему янтари им да яхонты —
Не сорваться бы с края земли.

(Георгий Арустамьян)

***

Друзья живут в доме на улице Зелёной. Этот дом много раз перестраивали, ещё при жизни Аниного дедушки, который работал в городе на оборонном предприятии. Дом самый крайний на этой улице и примыкает к оврагу с речушкой. Между домами высокие ели, и у моих друзей во дворе растут несколько косматых исполинов. Они живут в этой зимней сказке, и сегодня я их гость. А была осенняя пора, до неё летняя. И весна. Да, вот где обитает дуэт «1213».

Вечер стремительно надвигался, огни соседних избушек приветливо засветили — пора к Арсену, пора… Детство быстро закончилось.

Георгий и Аня провожали меня до электрички. Мы смеялись, любовались всевозможными тенями, падали в сугробы. Потом тропинка сузилась и пошла вдоль полотна. Нам приходилось пропускать встречных людей, видимо, сошедших с поезда. И мой проходящий поезд пришёл по расписанию. Георгий достал из стойки-терминала перронный талон до Москвы. Но, как потом оказалось, дорога из детства пассажирами не оплачивается.

* * *

Мама тянет санки, то и дело поворачивая лицо — не опрокинулся ли я? Но полозья продолжают послушно скользить по свежему снегу. Лёгкая пурга заметает вычищенные с утра дворниками тротуары и бросает в лицо снежную порцию. Чувствую себя беспомощным от того, что не могу варежками закрыть глаза — руки вцепились в обод санок. Щёки одеревенели от мороза, слипаются ресницы. Свет ночных фонарей рассекается на длинные паутинки лучей. Сквозь скованные веки я вижу носки своих валенок и мамины глаза при каждом обороте лица ко мне в интервалах между порывами ветра.

Что там за светом фонарей, за светом звёзд — любовь?

Заглавное фото: Татьяна Самойлова в роли Анны Карениной