Я сейчас прям как настоящий писатель сказал: «опыт счастья»

«Стрим» Ивана Шипнигова — роман-дебют, который запоминается с самых первых страниц, с немного безумного каталогического бубнежа главного героя, который бесконечно перечисляет какие продукты, в каких магазинах и по каким ценам он покупает, а потом, не сменяя регистра, начинает рассказывать о своей жизни, и все это по-хорошему странно и смешно одновременно.

Со своим первым романом Шипнигов стал финалистом «НацБест» и «Ясной поляны», и приобрел репутацию остроумного самобытного автора, который не боится экспериментировать.

В начале октября он стал гостем X книжного фестиваля «Тарки-Тау», в рамках которого встретился с читателями в Центральной городской библиотеке, рассказал о своем творческом пути, о новом романе, который называется «Непонятный роман», и ответил на вопросы из зала.

— Как читатели реагируют на ваш новый роман?

— По поводу «Непонятного романа» я не могу сказать: он только-только напечатан, только начал продаваться; я сам с огромным интересом и страхом жду, как отреагируют. Когда написал свой первый роман «Стрим», я, по свой наивности, был убежден, что все будут в восторге, думал, что все скажут: «Ну, наконец-то кто-то написал книгу так, как мы пишем в жизни, с ошибками», а оказалось — «да как, да кто ему разрешил, мы не такие безграмотные, мы не так пишем, мы хорошо и красиво пишем!». Я очень расстраивался, потому что я искренне не хотел обидеть людей, но кто-то обижался. Им казалось, что я смеюсь над их неграмотностью. Но ведь все пишут неграмотно в определенной ситуации. Когда мы пишем, например, начальнику, мы, конечно, проверяем, чтобы все было более-менее правильно. А близкому другу мы уже пишем кое-как. Я хотел это отразить. Многие обижались. Но многие и радовались, говорили, что это очень смешно, что это сатира, но не злая — посмеялся над всем, но по-доброму посмеялся.

—Как появляются персонажи? Это результат наблюдения за окружающими или чистая фантазия?

— Вот тут как раз я могу долго говорить про новый роман. У меня много персонажей было в первом романе, а во втором я решил уже не отвлекаться и сосредоточиться на самом интересном. То, что я пишу, это результат накопившихся напряжённых раздумий, которые всю жизнь были как будто бесплодными — их негде было применить. Оказалось, что из них можно сделать книгу, и эта книжка даже будет кому-то интересна. Я беру из себя часть личности или какой-то набор мыслей и даю их герою. Конкретно в «Непонятном романе» я сделал персонажей из себя, из своего близкого друга, с которым мы много гуляли, и добавил собирательный образ интервьюера с YouTube.

— Вы сказали, что написали «Стрим» языком мессенджеров, где говорят не так, как по телевизору. Мы прекрасно знаем, как звучит этот язык. Это жаргон и, если идти дальше, это мат. Как вы обошли эту тему?

— Я думаю, у мата есть две основные функции. Первая — агрессивное выражение сильных негативных эмоций. Вторая — комическая, комедийная.

От агрессивных высказываний я стараюсь воздерживаться в жизни и в литературу их тащить не хочу. А в комедийной части мат вполне можно заменить другими приёмами.

Вот вы сказали про жаргон, и я хочу немного позанудствовать про современный язык. Профессиональные лингвисты говорят, что язык, образ языка, то, какое впечатление он на нас производит, — это не непосредственно слова, не лексика. У языка есть несколько пластов: лексика — самый верхний и самый быстро меняющийся слой, а фонетика самый нижний слой. А условно посередине синтаксис, порядок слов в предложении. Но для меня синтаксис — это паузы и длина фразы. А паузы мы отделяем запятыми. И поэтому мы их не ставим в мессенджерах — не потому что мы не знаем, что они там нужны, а потому что там мы пишем так, как говорили бы устно. Поэтому я передал современную речь как раз через синтаксис.

— На каком языке вам легче писать: на литературном или на языке мессенджеров?

— Когда я начал писать на языке мессенджеров, это был очень яркий и необычный опыт, который я помню до сих пор, такое изменённое состояние сознания. Это было очень странно, и это было очень смешно.

Легче, конечно, писать на литературном. Ты вырос в этой традиции, ты всю жизнь читал книги. У меня произошла такая перестройка, перелом, я сделал из бытового языка художественный, при этом я, естественно, продолжаю, как все, непрерывно переписываться в мессенджерах. И язык, который я использую в мессенджерах, остался бытовым, а язык, который использован в «Стриме», уже стал каким-то другим, художественным. Так, как в первой книге, писать я, конечно, уже не смогу. Поэтому для второго романа я стал придумывать что-то другое, и, в конце концов, решил использовать язык YouTube.

— Как вы боретесь с творческим ступором? Бывает такое, что у вас вообще ничего не идёт, нет идей, и вы не знаете о чем писать?

— Я не боюсь ступора. Есть авторы более коммерческие, которые живут этим, для которых это профессия, у них есть контракт, и они должны за какое-то ограниченное время написать определенное количество текста. И им нужно бороться со ступором.

У нас всё-таки проза не серийная, не жанровая. Ещё говорят «премиальная», потому что эти авторы выигрывают премии, попадают в шорт-листы.

Так вот, эта современная российская премиальная проза для кого-то, для счастливчиков, тоже является источником дохода, достаточного для жизни, но для большинства, в том числе и для меня, это такая мечта, ставшая хобби. Поэтому творческих кризисов нет, я никому ничего должен. Задача не в том, чтобы написать. Задача — высказать то, что у тебя накопилось и чтобы кому-то это было интересно читать. Поэтому если ты хочешь писать, но вот не пишется — не то, неинтересно — значит тебе пока просто нечего сказать. Нужно дождаться пока накопится. Вот я такой накопитель впечатлений, я не делаю ничего специального, я живу какое-то количество времени, у меня накапливается новый пласт впечатлений и мыслей, и я начинаю писать. «Стрим» — большой роман, это такой кирпич, его я писал три года, а второй роман вдвое меньше «Стрима», его я писал полтора года. Я медленно пишу.

— Есть ли автор, которого вы можете назвать своим наставником?

— Я полностью книжный мальчик, вырос среди книжек, учился в гуманитарном лицее, я просто не смогу назвать какого-то одного автора. Но есть человек, который очень мне помог, это московский драматург, поэт и сценарист Елена Владимировна Исаева. Я занимался в её литературной студии «Коровий брод». Сейчас студия, к сожалению, прекратила свое существование. Елена Владимировна сделала очень важную для меня вещь, когда я писал «Стрим». Я в тот момент писал ту часть книги, в которой язык мессенджеров, она просмотрела и сказала: «Смешно, конечно, только добавь еще кого-нибудь, кто говорит грамотно». Я говорю: «Зачем? Я же так круто придумал, коряво, раздражающе. Это специально!». А она: «Чтобы не подумали, что ты сам только так пишешь». Это такая простая мысль, которая мне до того даже в голову не приходила. И я начал вторую часть писать грамотно, и это меня спасло.

— А автор, от которого вы отталкивались стилистически, чтобы создать язык, которым написан «Стрим»?

— Боюсь показаться нескромным… нет. Разве что есть такой большой и известный писатель-экспериментатор Владимир Сорокин, которого я много читал, будучи студентом. В 2005 году я поступил на первый курс журфака МГУ и вместо бесконечных древнегреческих трагедий и зарубежной литературы я читал его, и меня поразила новизна, формальная новизна. Всё же, я бы не сказал, что я отталкивался от Сорокина, скорее я отталкиваюсь от того, что вижу у себя в телефоне, от того, что слышу на YouTube. Поэтому, собственно, мне страшно: что я вообще буду писать дальше, какие ещё есть формы?

— Хор (Смех в зале.)

— Хор? Хорошо, хор будет говорить или писать? Придется подумать. Петь? То есть нотами, да? Придумали заморочку, конечно.

— Говорят, создание первой книги обязательно чему-то учит. Чему вас научил первый роман?

— Это прямо классный вопрос. Я могу сразу сказать, чему меня научило написание второй книги. Я понял наконец-то, в чём различие между фабулой и сюжетом.

Если среди вас есть люди, которые интересуются такими вещами, вы меня поймёте. На филфаке постоянно спрашивают, в чём разница между фабулой и сюжетом.

Я понял, в чем разница: фабула — это кто куда пошел, и что кому сказал. А сюжет — кто это был, что с ним произошло и кем он стал после этого. Вот это я понял после написания второго романа. А первый роман, откровенно говоря, ничему не научил.

— Вы сейчас работаете над следующим романом? Если не секрет, конечно.

— Сейчас я ничего не пишу. Я написал «Стрим» и сразу же попал в «Национальный бестселлер»,  как-то не было времени отдохнуть, это всё было в конце зимы — начале весны 2021 года. «Непонятный роман» я начал только через полгода, в июле — тогда открылись писательские резиденции в обновленном Переделкино. Сейчас я буду рассказывать про зажравшихся москвичей, но меня оправдывает то, что я из поселка в Иркутской области, так что…

В этой обновленной резиденции сделали классное современное арт-пространство. Я, как настоящий писатель, просыпался утром в гостинице, ходил на завтрак, меня бесплатно кормили, вокруг были приятные люди, и я начал думать, что делать дальше? Я же писать сюда вроде как приехал. И начал писать «Непонятный роман».

Сейчас я уже чувствую, что накапливается некий новый блок тем, мыслей, каких-то вещей, которые я хочу рассказать людям, и если я заключу это в интересную форму, то может им будет интересно это прочесть.

— А следующие книги вы планируете писать в таком же стиле?

— Нет, конечно, нет. Я хочу, пока карта идёт, делать что-то новое для себя. То есть я чувствую, что что-то можно сделать.

Я могу сказать, кто для меня самый главный титан в писательстве: я, конечно, абсолютный толстовец. Если у меня кончился YouTube, Tелеграм, то, наверное, я пойду куда-то к корням и попытаюсь написать «нормальную» книгу.

— А может роман о взаимодействии с искусственным интеллектом? Такого ещё не было.

— Как не было? Ну только что же было — Ксения Буржская «Пути сообщения».

— Не в таком смысле, а именно как техника написания, как писатель взаимодействует с ИИ.

— Я думал об этом, конечно же я думал. Но, я пока не надумал достаточно, чтобы что-то можно было написать. Не хочется же копировать чисто внешние признаки, хочется как бы изнутри. Ну то есть первый роман я писал, как будто я внутри мессенджера, второй — изнутри YouTube.

Да, это интересно, потому что мы никуда не денемся от этого искусственного интеллекта. Это как с приручением домашних животных:  собачек, кошек, — они живут с нами, лежат с нами. Так же и искусственный интеллект, его продукты иногда мешать, раздражать, но это уже часть нашей жизни, мы от них никуда не денемся. Так что спасибо, наверное, четвертый роман будет об этом.

Я, как всегда… Все уже сделали, а я самый последний прибежал и написал, условно говоря, автофикшн. Так же дождусь, пока все напишут про искусственный интеллект, и тогда уже напишу своё.

— А вы когда-нибудь сталкивались с разочарованным читателем?

— Постоянно. Каждый день. Я же слежу, читаю отзывы. Есть, например, сайт LiveLib. Я постоянно туда захожу, читаю рецензии. У меня ровно через раз оценка 5 и отзыв «это блестяще, восторг и прочее». И следующая — 0 или 0.5  и отзыв «боже, что это, кто ему разрешил вот так писать, ну вы серьезно?».

— Почему такое название — «Непонятный роман»?

— Главное, что я хочу сделать, — это передать свое ощущение от определенного периода жизни, нескольких лет. Этот роман я писал совсем недавно, а сейчас, согласитесь, есть такое ощущение, что непонятно что будет дальше, что мы на развилке перед чем-то неизвестным. Вот это ощущение непонятности я и хотел передать.

— Если сравнивать два романа, то какому вы сами отдали бы предпочтение?

— Мне трудно ответить на этот вопрос. Ну есть такое понятие первого ребенка, когда жил и горя не знал, а потом раз — у тебя это появилось. Я всегда буду его любить. Я надеюсь, что напишу ещё десять романов, ещё двадцать, буду известным, и много чего будет, но первый всё равно будет самым любимым.

Я хочу сказать, что в «Стриме» был отражен такой сложный период моей жизни, период не очень благополучной одинокой юности. Не в смысле что-то ужасное. Просто одиноко, грустно, денег нет — вот этот опыт там отражен.

А во втором романе отражен период, когда я уже встретил свою жену, писательницу Софью Ремез, которая прямо сейчас в Каспийске в библиотеке проводит свою встречу, и это уже опыт счастья, который тоже для меня важен, который тоже для меня первый. Вот я сейчас прям как настоящий писатель сказал: «Опыт счастья». (Смех в зале.)