Человек-текст | Журнал Дагестан

Человек-текст

Дата публикации: 14.12.2023

Максим Гуреев, Москва

Мастер-класс Максима Рубцова Культура

Более трёх часов длился мастер-класс одного из лучших флейтистов мира Максима Рубцова для учащихся...

3 дня назад

Двустишия Литература

Станислав КадзаевПоэт, заслуженный работник культуры СевернойОсетии. Лауреат премии им. Ц. Амбалова.Автор...

3 дня назад

Расулу Гамзатову Литература

Чермен ДудатиПоэт, директор Северо-Осетинского государственногоакадемического театра им. В....

5 дней назад

Жена — одна профессия, сваха — совсем другая Культура

Над рекой стоит гора, под горой течёт Кура,За Курой шумит базар, за базаром АвлабарБесконечный и беспечный,...

5 дней назад

Время уходит, а текст остаётся. В том смысле, что уже и не вспомнишь, как он начинался, какими словами, разве что память сохраняет интонацию зачина, первый звук ещё доносится откуда-то из-за окоёма. И это уже потом, когда написан не один десяток страниц или не одна тысяча знаков, что-то получается сложить в памяти, вынуть из подсознания. Не сразу, разумеется, но при опредёленном усилии можно ответить, о чём тот или иной текст, какова его главная тема. С сюжетом всё сложнее — он, разумеется, есть, но уже не поддаётся восстановлению, потому как не он изначально стал поводом приступить к написанию. Тут, скорее, речь идёт о воспоминаниях, наполовину придуманных, об отрывочных видениях, почерпнутых из полузабытых снов, наконец, о завихрениях настроения и способности сосредоточиться на высказывании.

Вот, например, вышедшая в прошлом году книга «Чудесный отец» (издательство «Флобериум») — наиболее яркий пример того, как повести и рассказы, опубликованные в «толстых журналах» в разное время, сложились в некое единое повествование, в котором нет сквозного сюжета или героя, но есть, безусловно, общий тон, звук, пусть и извлекаемый из разных инструментов. Хотя и стилистически близких друг другу.

Вот и думается, почему последовательность текстов в книге именно такая? По крайней мере, пытливый редактор вполне вправе задать сей вопрос. Ответов может быть несколько: по мере их написания составлены, по мере приближения к внутреннему голосу и, наконец, просто по воле автора таким образом расположились, когда определенный рассказ или повесть почему-то показались сочинителю оптически ближе к нему сегодняшнему, а иные сочинения, напротив, уже отдалились изрядно, затуманились, и нынче с трудом их можно извлечь из былого или уже даже не былого.

Впрочем, не является ли такой тип литературной композиции отчасти оптическим обманом? Хороший вопрос!

Вот, например, вошедшая в книгу повесть «Синдром Капгра», которая была опубликована в № 9 «Дружбы народов» за 2020 год, стала лауреатом премии журнала за лучший прозаический текст и даже стяжала место в шорт-листе премии Странник-НОС. Казалось бы, относительно новая публикация, явное признание, острота ощущений, свежесть воспоминаний и переживаний. Но при этом, как мыслится автору, всё это произошло уже как бы и не с ним и, тем более, не сейчас.

«Синдром» начинался в 2014 году, писался с перерывами, своего рода провалами, добрался до своего конца только к лету 2018 года. А потом текст замолчал на какое-то время, чтобы быть переписанным еще раз, но уже в другом состоянии (как-никак 2020-й год наступил) и настроении (всё-таки настроение многое решает!). Когда же всё закончилось, то получилось, что когда-то был один «Синдром К», а потом получился уже другой «Синдром К», и нет теперь никакой возможности вспомнить, как он начинался, какими словами (см. выше), а из подсознания вынимается только некий тлеющий, но весьма актуальный сюжет о дочери-инвалиде и её безумной матери, о том, как они живут вместе в двухкомнатной квартире, как их истязает эта полоумная жизнь, в которой они ничего не могут изменить.

Да потому что себя не могут изменить! Или не хотят…

И еще одна книга, которая буквально на днях вышла в издательстве «Молодая гвардия» в серии ЖЗЛ — «Андрей Битов. Мираж сюжета».

Тут ситуация во многом схожая — главного героя уже нет в живых (А.Г. Битов скончался в 2018 году), стало быть, время ушло, и Андрей Георгиевич существует лишь в воспоминаниях, придуманных историях, в игровом и документальном кино, на фотографических карточках.

А вот человек-текст остался! Более того, он не просто вышагивает со страниц «Пушкинского дома» и «Преподавателя симметрии», «Человека в пейзаже» и «Улетающего Монахова», но и ведёт с читателем откровенный разговор, порой для него (для читателя) непонятный, требующий значительного умственного усилия, соразмерного его (писателя) собственному.

На это не всякий способен, следует признать.

Битов любил говорить: «…у меня читатель немногочисленный, но сокровенный». Так вот откуда эта интонация, это «островидение» (по словам Ю.В. Трифонова) — от невозможности писателя встроиться в общий поток, от желания всё делать «наособицу» (по словам критика Н.Б. Ивановой), от способности к собеседованию со своим вторым «я».

В книге «Андрей Битов. Мираж сюжета» эта тема является главенствующей.

Тема как художественный прием: «это я или в то же время не я?» (А.Г. Битов).

Вопрос, от которого становится не по себе. И тут уж воистину не до разговоров о сюжете, конфликте или главных-второстепенных героях, тут, скорее, речь идет о визуализации мысли, когда кадр, состоящий из отрывочных видений, что почерпнуты из полузабытых снов, из завихрений настроения (см. выше), из вспышек памяти, говорит сам за себя, потому что звучит и без слов.

В предисловии к ЖЗЛ сказано: «Автор (М.А. Гуреев) выстраивает свое повествование как сценарий неснятого Битовым фильма».

Пожалуй, это так, и в то же время не так.

Так, потому что кинотекст для Битова всегда был важен, но не как сценарная основа, а как возможность передать остановку времени или возвращение его вспять, как способ сосредоточиться на деталях и эпизодах.

А не так, потому что свой фильм на плёнку Андрей Георгиевич так и не снял. И вовсе не потому, что не нашел деньги и продюсера (как это сейчас принято), а потому, что его фильмом и был текст, а показать на широком экране мираж сюжета невозможно в принципе.

Заглавное фото: Егор Гуреев