Ключи к переломной эпохе

Пристальный взгляд в прошлое, а в перспективе — и в собственную, лично осознанную, историю в целом составляет, по сути, главную миссию как самого искусства слова, так и толкующей искусство слова критики. Как-то Эрнестом Хемингуэем было брошено суждение о том, что «для того, чтобы получилось немного литературы, нужно много истории».

Образ прошлого извечно обречен наполняться некими новыми смыслами. И сегодня, в условиях все более запутанной и трудной ситуации в культуре России XXI века, такие новые смыслы и ретроспективы начинают сопровождать, прежде всего, образ советского прошлого, создающийся теперь из атрибутов социально-бытовой обстановки 1960 –1970-х годов. Именно с этими атрибутами в массовом сознании, нужно признать, постепенно начинает ассоциироваться ушедший XX век.

Теме размышлений над наследием советской эпохи и посвящен вышедший в этом году в Москве сборник рецензий, компактных критических очерков и заметок Ивана Голубничего под названием «Ответственность слова» (Москва: «У Никитских ворот», 2022. — 360 с.).

Воспоминания о советском времени закономерно вызывает, впрочем, и размах представленных в ней регионов по географическим масштабам. На страницах книги совершенно органичны в своем соседстве авторы из Москвы и Грозного, Рязани и Мурманска, Черкасс и Махачкалы, Хорватии и даже Непала.

Что же так привлекает к этой теме широкие круги читателей современной России именно сейчас? Вслед за автором книги будем говорить совершенно прямо. Это тоска по стабильности — но не цен в магазинах, а культурных символов и координат, и лучше всего ее отражает строка одного из рецензируемых Иваном Голубничим поэтов. Александр Андронов откровенно признается: «Душа скучает по добру».

По прошествии трех долгих десятилетий, открывших новое XXI столетие, становится ясным, что сухую политическую составляющую советский проект в литературе очень большой страны содержал в себе как раз в сравнительно малой степени. Суть его была все же иной. В условиях Советского Союза выражения марксизма сильно разбавлялись идеями Пушкина, Льва Толстого, Достоевского, Белинского и Герцена. Они превращались в некий иероглиф. Этот иероглиф создавал формат, в котором в России века XX проповедовались уважение и интерес к известным любой развитой культуре, традиционным нравственным ценностям. Рядом с православной этикой там сосуществовали, нужно напомнить, традиции католицизма юга Европы и Латинской Америки (от Бальзака и Гюго до Пабло Неруды, Жоржи Амаду и итальянских неореалистов), индуизм (новеллы и романы Рабиндраната Тагора). Можно добавить, ислам легко входил в формат советских ценностей более в культурном, чем в богословском, обличье благодаря, в первую очередь, творческой практике Расула Гамзатова, Фазу Алиевой, Самеда Вургуна и Мирзо Турсун-заде.

Поэтому-то все русские писатели нашего времени, привлекшие к себе внимание Ивана Голубничего, тоскуют по непреложности моральных ценностей в целом. Она, эта непреложность, ушла вместе с XX веком, но в России ушедшего столетия связывалась и охранялась советским обществом. И перед «воинствующим материализмом современности», заключает он, «былая материалистическая идеология кажется безобидным бытовым здравомыслием».

Процитированные нами слова означают только то, что советское общество и его культура двадцатого столетия фактически были явлением, равнозначным викторианскому периоду английской истории века девятнадцатого. Спустя три десятилетия обращение к реалиям 1960-х и 1970-х в наше время сродни желанию раскрыть тургеневский роман, посмотреть на фото в старом семейном альбоме или послушать виниловую грампластинку. Связь эпох осуществляется лишь через обращение к прошлому, и ощущение такой связи дает современному нам молодому читателю роман-винтаж Юрия Полякова под характерным названием «Совдетство», «книги о светлом прошлом», разобранный автором сборника критических заметок.

Как и чем объяснить сложившееся теперь нравственное положение? В беседе с Иваном Голубничим непосредственный ключ к объяснению многого в умонастроениях времени пытается дать Александр Проханов. Мы склонны принимать его мнение о том, что мэтры деревенской прозы (Василий Белов, Валентин Распутин и Виктор Астафьев), как и писатели школы Юрия Трифонова, не всегда чувствовали и понимали необходимость сохранения очень тонкого взаимодействия и компромисса 1960-х и 1970-х между литературой, обществом и государством. Следствием такого компромисса (и благом для художественных решений советского периода!) стало резкое расширение его общественных конвенций и, в конечном счёте, объективное и значительное повышение степени общественной свободы. Результат компромисса воплотился, в частности, в появлении на литературной сцене Советского Союза Владимира Высоцкого.

Песни Высоцкого запечатлели спектр типажей советского общества 1940–1970-х годов — от обывателей до героев — в серии моментальных и точных социально-психологических гравюр. Как и записи Муслима Магомаева, они превратились в один из наиболее убедительных памятников временам, в известном отношении более свободным, чем те, которые переживаем сейчас. «Его поэтический дар, — замечает критик в предисловии к хорватскому изданию стихов Высоцкого, — обладал удивительным тактом, который не позволял выйти за рамки высокого пафоса и зачастую горькой правды в область нигилистического сарказма».

Просматривая книгу, можно заметить, что Северному Кавказу, Дагестану и Чечне в ней отводится особое место. Так случилось, что когда меняются не только обстоятельства, но и эпохи, мысль о необходимости хранить ценности культуры России, высказанную с трагизмом и болью Юрием Кузнецовым, еще раз подхватывают «средь грохота вселенской тишины» и развивают в драматических аранжировках Магомед Ахмедов и Сулейман-Хаджи Аутаев. В необыкновенно трудные для России и ее культуры годы не кто-либо иной, а поэты и критики Кавказа напоминают теряющему ориентиры обществу о гуманистической культурной роли, сыгранной русским языком в ушедшем XX столетии. Нужно знать, что в их число входят и блестяще владевший русской стилистикой родной брат Расула Гамзатова академик Гаджи Гамзатович Гамзатов и др.

Увы, при всем этом, однако, не следует преувеличивать меру и возможности влияния русской культуры в сегодняшнем мире. Политические обстоятельства последних тридцати лет не могут не угрожать сужением традиционных географических границ ее существования, связанных с именами от Пушкина до Горького. И живущий на Украине автор книги стихов и прозы Владимир Глазков, в обычной жизни известный в кругах изобретателей заслуженный инженер, отмеченный многими советскими наградами, — в данном отношении выступает здесь скорее, к сожалению, фигурой ушедшего времени. Украинская ситуация наших дней выявляет ту бросающуюся в глаза хрупкость пространств русской культуры, которые сломать было бы очень опасным.

Культура и культурная традиция в этом мире чрезвычайно хрупки и быстро разбиваются в дни отсутствия в государстве внятной исторической концепции. Материалы сборника рецензий Ивана Голубничего еще раз посылают это предупреждение российскому обществу. Хотелось бы думать, что оно все же будет услышано и понято.