Вспоминая Сраждина Батырова

Прошло почти тридцать лет, как он ушёл от нас. Но, странное дело, горечь утраты не уменьшается, просто она стала немного другой — более светлой, приобрела некий философский оттенок… Боль не стала меньше, может быть, и потому, что никто не появился на его месте. Пришли другие — талантливые, яркие, самоуверенные. Но не того масштаба. Наверное, такого уже не будет. Второй Батыровневозможен…

Я познакомилась с Сраждином весной 1983 года на выставке 4-х художников. Четыре друга — Сраждин Батыров и Ибрагим Супьянов из Дагестана, Шамсутдин Ахмадов из Чечено-Ингушетии и Руслан Цримов из Кабардино-Балкарии — выставились вместе в Выставочном зале Союза художников Дагестана. Экспозиция получилась замечательная: яркая, эмоциональная, при этом содержательная и удивительно цельная, несмотря на разный стилистический почерк и темперамент художников. Каждый играл на своём инструменте, а в результате прозвучал слаженный квартет. А самое главное, национальный колорит не заслонял, а лишь подчёркивал глубину, общечеловеческую значимость творчества каждого из них.

Не помню, общались ли мы с Батыровым на выставке, но на следующий день мы случайно встретились на улице Маркова недалеко от музея и долго разговаривали— конечно же, о выставке, о его работах, о культурной ситуации в республике. Помню ощущение, которое осталось после этой встречи — чего-то светлого, лёгкого и при этом настоящего, глубинного, а главное, уверенность, что это совершенно твой человек, понимающий всё с полуслова, как сейчас принято говорить «одной с тобой группы крови».

А потом наше общение продолжилось — ненавязчивое, лёгкое, с чувством юмора и одновременно глубокое, незаметно перешедшее в дружбу. Эта дружба ни к чему не обязывала, никого «не грузила». Мы могли не видеться месяцами, потом вдруг Батыров появлялся в музее, и начинался праздник. Он обладал этим удивительным даром — привносить праздник в повседневность. Все сотрудники собирались вокруг него, и начиналась «роскошь человеческого общения». Он умел создавать особую атмосферу, невольно становясь центром любого общества. Батыров был потрясающим собеседником, мог часами рассказывать — интересно, содержательно, умно. Тема была практически одна — история и культура ногайского народа, его прошлое и настоящее, его обычаи и традиции, которые он знал великолепно. Здесь же, по ходу рассказа, он мог достать маленький музыкальный инструмент шынъ-кобуз и сыграть на нём старинную мелодию, мог показать танцевальное движение, спеть ногайскую колыбельную с нежностью, на которую способна не каждая женщина. Удивительно артистичный, тонко чувствующий пластику танца, влюблённый в народную культуру, он был человеком универсальным и мог бы добиться успехов в любой области искусства.

Он умел всё. Шить, вязать, вышивать, валять войлок, прекрасно готовить. На нём никогда не было одежды из магазина: рубашки, куртки, войлочные сумки, брюки он шил сам, используя детали кроя народного костюма, украшая вышивкой и аппликацией с элементами ногайского орнамента. И смотрелось всё это не претенциозно, экзотично, и не как «из бабушкиного сундука», а очень современно и стильно. Я как-то пошутила: «Батыров, бросай ты свою живопись. Начинай шить на заказ и все свои материальные проблемы решишь». Кстати, заказы были. Помню, одна сотрудница вполне серьёзно просила сшить ей платье в национальном стиле, но он остроумно отшутился: «Неудобно мерки с тебя снимать».

Его нестандартный облик — длинные седые волосы, мягкая монголоидность черт в сочетании с оригинальной одеждой —порой оказывал ему добрую услугу. Он рассказывал, как в Москве, Питере его не раз принимали за иностранца и обслуживали в магазине или ресторане вне очереди и на более высоком уровне, чем простых советских граждан. Но это, пожалуй, и всё, что Батыров имел в этой жизни «дополнительно».

А проблемы были — и какие! И начались они сразу же, как он покинул отчий дом. В первую очередь — проблема жилья. Практически до конца жизни он не имел своего угла. Студенческие годы, затем армия, затем работа в Тереклях, Махачкале — он снимал квартиру, порой комнату, нередко на несколько человек; вроде и цена небольшая, но сколько страниц своих дневников он посвящает этой теме: тесно, хозяева недовольны, что много вещей (а вещи-то — книги и пластинки с классической музыкой!), крыша протекает, портятся вещи (те же книги и пластинки), надо съезжать, надо искать другую квартиру, нечем платить, долги растут. А главное, где работать и где хранить картины? Не имея постоянного угла, Батыров ночевал то у друзей, то в Союзе художников, картины хранил там же или в родном ауле в сарае, где их проедали крысы и пачкали ласточки.

В течение многих лет десятка полтора незакупленных батыровских полотен находилось в запасниках музея ИЗО. Вообще, надо сказать, что в музее отношение к Батырову было исключительно доброжелательное—не только со стороны рядовых сотрудников, но и руководства. Директор музея П.С. Гамзатова как могла поддерживала ногайского художника, приобретая его картины даже чаще, чем у других авторов, в результате чего в музее накопилось прекрасное собрание С.Батырова из 21 картины. А могло быть и больше: многие работы худсовет отклонял только из-за их плохого состояния (ведь невозможно приобретать картины художника и тут же отдавать их на реставрацию). Тем не менее, после смерти художника музей выкупил у его сестры Вагидат пять работ, отреставрировал их собственными силами, и сейчас они составляют ядро музейной коллекции. Две работы тогда же приобрело для музея Министерство культуры.

Да, проблемы были, и серьёзные, но он никогда не жаловался, а если и говорил о них, то всегда с юмором, легко, никого не загружая ими. Может быть, именно поэтому окружающие не всегда воспринимали его трудности во всей их сложности, а порой и трагической неразрешимости. Но силы человека не безмерны, и подчас отчаяние овладевало им. И тогда Батыров был готов к крайним поступкам.

Я помню, как однажды (это было в конце 80-х) он пришёл в совершенно отчаянном состоянии, говорил о том, что уничтожит свои картины и совершит самосожжение на Красной площади. Мы стояли на музейном крыльце, и я пыталась успокоить его, говорила, что картины художника — это его дети, удачные или не очень, и он, породив их, уже не имеет права на них: у них своя судьба, свой путь. Но это слова, пусть самые искренние, а есть жизнь с «её насущным хлебом».

Он, работающий сутками, кроме работы не видевший ничего, постоянно нуждался в заработке, экономя на всём, чтобы купить холст, краски, ещё одну книгу, ещё одну пластинку классической музыки… Человек удивительно тонкой духовной организации, Батыров не мог порой решить самые простые бытовые проблемы, которые для большинства людей являются элементарными. Впрочем, в этом Батыров не одинок. Давно прослеживается связь: чем глубже и талантливее человек, чем теснее его связь с небом, тем сложнее складываются его отношения с миром дольним.

Наконец через Союз художников ему была выделена двухкомнатная квартира в старом доме на улице Ирчи Казака. Это была квартира скульптора Ш.Бюрниева, получившего расширение. Но, выезжая из старой квартиры, Бюрниев не выписал из неё свою тёщу. Сколько Батыров в отчаянии ходил по инстанциям, пытаясь получить ордер, но так и не смог. Сразу же после смерти Батырова тёща Бюрниева заняла своё достойное место. Думаю, эта история с квартирой во многом способствовала такому его раннему уходу.

Но самое главное то, что он прожил свою жизнь достойно, ни разу не оттолкнув никого. Толкали его, но не он. Достойно он шёл к своей цели, возможно, не формулируя её себе и не декларируя другим. У каждого человека есть путь предначертанный, но не каждый выходит на него, копаясь всю жизнь в прахе. Батыров — один из немногих, кто очень рано осознал себя на этом пути и шёл по нему до конца. А цель была — ни много, ни мало — пробуждение самосознания своего народа, сохранение и возрождение некогда богатейшей кочевой культуры.

Да, его ждала степь, и будучи однолюбом он не мог позволить себе роскошь часть себя, своего времени, своей души отдать чему-либо другому. Он запрограммировал себя на одну-единственную тему и одну-единственную любовь — родной народ.

Помню, когда он серьёзно заболел, и мы его навещали в больнице, в палате с ним лежал молодой аварец из Унцукульского района. Они, конечно, подружились, и тот приглашал Батырова в гости. Чтобы как-то завлечь нового друга, он рекламировал красоты своего края и, в первую очередь, строящуюся Ирганайскую ГЭС.  На что Батыров категорически ответил: «Меня не интересует ГЭС. Мне интересно, как живут аварцы, чем занимаются, как одеваются, что едят, как танцуют, играют свадьбы и т.п.». И в этом весь Батыров. Он не растекался мыслью по древу, не разменивался на неглавное, и при всей своей артистичности, художественности натуры и внутренней свободе был очень структурированным человеком. В любой сфере своей деятельности он мог достичь необычайных высот, но он занимался всем, и того, что успел Батыров за свои 40 с небольшим лет, хватило бы на несколько, причём, весьма наполненных жизней.

Чтобы поддержать Сраждина морально, я как-то предложила написать о нём и о его творчестве. Он очень обрадовался. Помню, мы долго сидели в музее после работы. Батыров рассказывал о себе, о своей семье, но начал он рассказ с истории своего народа: откуда происходят ногайцы, где они проживают, сколько их, какая литература есть по этому вопросу, кто занимался этнографией ногайцев, их историей, героическим прошлым… Это были 80-е годы и хорошей литературы по этнографии было немного, но знал он практически все. Я записывала за ним, эти записи хранятся у меня до сих пор.

Закончить статью и опубликовать её я не смогла. Почему? До сих пор думаю об этом с тяжёлым сердцем. Наверное, неуверенность в собственных силах, несобранность, сомнения, достойна ли писать о таком художнике. Как я виню себя за это, как жалею, как понимаю сейчас, что ничего нельзя откладывать на завтра, что надо спешить помогать друг другу! Кстати, он никогда не напоминал мне о моём обещании — видимо, из деликатности, но, думаю, ждал.

Вообще, он никогда ничего не требовал от других, а только от себя. Об этом свидетельствуют его дневники, которые он вёл с небольшими перерывами то на русском, то на ногайском языке, начиная со школы и до конца 80-х годов. Они, безусловно, должны быть опубликованы. Дневниковые записи дают ответы на многие вопросы, помогают раскрыть, понять феномен этой личности.

Батыров оставил после себя не просто яркий след и конкретное воплощение своих духовных исканий, понимание глубинной гармонии жизни — в картинах, стихах, «Айланае»… С его помощью сформировались как личность и художник не только ногайцы — это трагически погибшая певица Зухра Шандиева, музыкант Кошманбет и скульптор Кошали Зарманбетовы, художник и педагог Алтын Акбердиева, фотограф Владимир Уразакаев, художник из Карачаево-Черкессии Юрий Карасов, скульптор-аварец Рустам Багавдинов, художник-чеченец Шамсутдин Ахмадов…

Полагаю, этот список намного больше. Ведь Батыров принадлежал к тем редким людям, единожды соприкоснувшись с которым, ты уже идёшь по жизни в сердце с ним до конца. Уже не одно поколение ногайцев выросло без Сраждина, но имя великого просветителя и подвижника знают и помнят по всей ногайской степи, в каждой семье, в каждой юрте…

Большую роль Батыров сыграл и в моей судьбе. Долгие годы меня не покидало чувство вины. Перед Сраждином. Его памятью. Перед ногайским народом. Его подвижническая жизнь и безвременный уход вдруг ясно осветили всю бездарность моей собственной жизни, ту непомерную малость собственных деяний в сравнении с возможностями, отпущенными каждому из нас Богом. Батыров разбудил меня от духовного сна, подтолкнул к делу. Возможно, это главный завет Сраждина Батырова всем нам — идти во всём до конца, жить на пределе своих возможностей.

Отчасти я компенсировала свой долг уже после ухода Сраждина: более десяти публикаций, телефильм, три выставки в музее изобразительных искусств, две в Терекли-Мектебе и на его родине в Тарумовском районе, выставка эскизов костюмов в музее «Дагестанский аул» и масштабная юбилейная выставка в Союзе художников Дагестана «Сраждин Батыров. Сын степи», двадцать пять отреставрированных картин, четыре буклета к выставкам, альбом-каталог по собранию художника в Музее изобразительных искусств, а также полностью подготовленный к изданию альбом-каталог «Сраждин Батыров. Эскизы костюмов», грант Главы РД на подготовку к изданию альбома по изобразительному и декоративно-прикладному искусству ногайцев. Говоря об этом, имею в виду абсолютно не себя, а безмерность, неисчерпаемость того космоса, имя которому — Сраждин Батыров, прикоснуться к которому я имела счастье.