Ислам Ханипаев: «…я прямо сейчас становлюсь “типа большим писателем”»

Ислам Ханипаев родился в 1990 году, закончил ДГТУ, специальность «нефтегазовое дело», но, по его словам, «был весьма сомнительным студентом, много прогуливал, оценки дарили, как говорится, «за красивые глаза» или за разного рода творческие услуги для деканата». Во время учёбы загорелся кинематографом и занимался практически только этой деятельностью, создал маленькую киностудию, в которой снимали много разного контента, включая полнометражный фильм «СИСТЕМА 05». Побеждал с короткометражками на любительских кинофестивалях, но, «к сожалению, упёрся в реальную систему, которой региональный кинематограф пока не нужен».

Всё в его жизни резко изменилось, когда издательство «Альпина Паблишер» в 2022 году решилась на публикацию повести «Типа я. Дневник суперкрутого воина». Но сначала Ислам с повестью «Типа я» стал серебряным лауреатом премии «Лицей» (2021), а в 2021 году –– финалистом премии «НОС», финалистом премии «Национальный бестселлер» (2021), победителем издательской программы арт-кластера «Таврида», вошёл в короткий список литературной премии «Ясная Поляна» (имена победителей в различных номинациях станут известны 16 сентября на торжественной церемонии награждения лауреатов 20-го юбилейного сезона премии «Ясная Поляна», которая пройдет в Большом театре). В 2023 году издательство «Альпина Паблишер» планирует подать повесть на литературную премию «Большая книга».

Мы решили побеседовать с начинающим, но уже достаточно известным дагестанским писателем.

–– Почему «выстрелила» именно повесть «Типа я», ведь до этого было написано немало (около 10 законченных произведений, которые рассылались по разным издательствам)? Это очень важный вопрос. В том числе –– как лайфхак для начинающих писателей. Объективно –– это лучшее из написанного? Или слепой жребий, удача с повязкой на глазах?

До повести «Типа я» мной было написано 5 романов, и они отправлялись по издательствам — ответов не было. Даже отказов. Насчёт «выстрела» я не уверен, потому что, хоть это и большой успех премиального, да и карьерного, чего уж там, характера (из никому не известного писателя я в течение года попал во всевозможные топы), но всё же выстрелом я буду считать прекрасные продажи и популярность книги у широкого круга читателя. Я в этом смысле очень прост. Американцы любят всё систематизировать, подчинять цифрам, и мне тоже так легче. На данный момент, несмотря на большой успех и на то, что о книге знает огромное количество человек (это нетрудно подсчитать, тут издательство поработало просто невероятно), реальных продаж книги немного. Тираж в три тысячи не распродан, и для меня это загадка, немного даже удар по моему эго, ведь мы очень постарались, чтобы о книге узнал любой, кто следит за российской литературой. По цифрам всё в целом неплохо, но ничего такого, что я назвал бы настоящим успехом.

С чем я связываю некий феномен «Типа я»? Тут совокупность многих факторов. Это и национальный колорит и (как ни странно) национальность автора (дагестанцы, несмотря на туристический бум, всё еще остаются «необычными персонажами», и я как автор вижу к себе интерес) и, возможно, желание поддержать региональную прозу в целом, но, может, этим я просто стимулирую свой синдром самозванца и не готов принять то, что написал хорошую книжку (смеётся). Ну и вторая половина успеха — наверное, сам я, моё умение обращаться с историей, мой кинематографический бэкграунд. Если сравнить «Типа я» с другими неизданными рукописями, то, наверное, это самый простой мой текст, над которым я меньше всего парился и даже, наоборот, прикалывался над литературой, как мог. В некотором смысле я считаю «Типа я» хулиганством и шалостью (которая точно удалась). Другие тексты более жанровые, попсовые, и они значительно больше, в то время как «Типа я» лично я сам даже не могу назвать романом в смысле его размеров. Любимый текст точно другой, но в «Типа я» есть моя душа и моя любовь к Дагестану, к детству, к приключениям, к фантазиям — наверное, это главный ключик. Это простой текст, который не пытается притворяться чем-то сложным и глубоким. Как жизнь.

Лайфхаки для начинающих: определите свои сильные стороны в рамках первого романа. Ваше дело показать жюри премий, издательствам, что в вас есть потенциал. Полноценный большой роман вы можете сразу и не написать, но свой скилл показать обязаны. Ну и второй совет: наша ценность в том, кто мы есть. Мой успех связан неразрывно с тем, что я дагестанец, что у меня есть опыт, которого нет у многих россиян. Так я выполняю главную задачу: переношу читателей, членов жюри и издателей в незнакомый им мир. Сегодня это сделать очень тяжело, в сотый раз написав роман о Москве. Поймите, в чём ваш индивидуальный опыт, ваша ценность и используйте это, дайте опытным читателям что-то новое, с чем вы будете ассоциироваться. Даже если вы проработали 10 лет таксистом — это уже что-то необычное, и может получиться отличный производственный роман.

–– Почему вообще возникла потребность обратиться к прозе, ведь ты уже реализовал себя в профессии сценариста? Каков он, этот путь к писательству?

–– Я думаю, что как раз совершенно не реализовал свой потенциал в кино. Это большой удар по моему эго. Я много лет пытался через фильмы показать, грубо говоря, на что я способен, но это оказалось очень сложно при отсутствии ресурсов. Писал я всегда параллельно с работой над фильмами. И в действительности мне не важно, кино или проза. Я ни в том, ни в другом не назвал бы себя профи. Если я в чём-то и профи, так это в придумывании историй и в их рассказывании. В этом смысле я считаю себя практически парнем с микрофоном на сцене. Я плохо пишу. Моя задача всегда одна: попытайся рассказать классную историю в силу своих умений. Над последними я пытаюсь работать в связи с неожиданным успехом (смеётся).

Мой писательский путь начался лет в 19, когда вся энергия, что копилась во мне всю жизнь (меланхоличность, депрессивные состояния, богатая фантазия), чуть не взорвалась во мне. Я вдруг ощутил, что срочно должен что-то сделать, что жизнь идёт, а я стою на месте, что мои ровесники — звёзды мирового кино, а я всего лишь чувак из Дагестана. Меня даже охватила паника, что я могу ничего не успеть, что я умру никем, и меня по сей день пугает ощущение, что так и закончу жизнь обычным человеком, который занимается обычным делом, работает в банке, на заводе, в министерстве. Делать одно и то же: это настоящий ужас, и, к сожалению, даже большие деньги никак это ощущение не покрывают.

–– Признание в первых интервью, что прочитал за всю жизнь около пятидесяти художественных книг — это эпатаж, нечто вроде отчаянной бравады? Ведь это позволило теперь многим и в шутку, и вполне назидательно рекомендовать автору «Типа я» восполнять пробелы в постижении законов художественного творчества. Что теперь скажет писатель Ханипаев: начитанность –– обязательное условие для творческого роста?

–– Моё признание не бравада, но, с другой стороны, я пришёл из медиа. Я знаю, по каким законам работает внимание общества, поэтому пошёл в присущей мне манере ва-банк и вывалил разом всю правду: что ничего толком не читал, что ничего в письме не понимаю, что вряд ли напишу великий большой роман, да и вообще, что не признаю всей этой сакральности и метафизики литературы. Да, литература — самое совершенное искусство (в то время как кино — самое крутое), тут не поспоришь, но для меня это просто инструмент, чтобы я сказал то, что думаю об этом мире. В общем, теперь я известен не только как неуч в мире литературы, но и как некая рок-звезда, самородок, который делает с текстом то, что он хочет, и, каким бы языком это ни было написано, это просто интересно читать. Я не то чтобы стремился к этому образу, но, заметив его плюсы и минусы, решил его держаться — ведь это всё правда (насчёт моей степени начитанности и отношения к литературе) Относительно моих талантов и их наличия или отсутствия не мне судить, я просто делаю, что хочу, и так, как хочу. Иначе в чём смысл?

Я не считаю начитанность обязательным условием, чтобы стать писателем, но творческий рост 100% предполагает постоянную работу над собой, над уровнем своей словесности, и в основном это история про 1) много читать 2) много писать.

«Писатель Ханипаев», кстати, звучит претенциозно («стрёмно как-то» –– если по-дагестански) Я и режиссёром никогда не представлялся, а теперь, когда кличут писателем, всё стало гораздо хуже (смеётся).

–– Повесть «Типа я» уже была отмечена благосклонным вниманием серьезных писателей и литературных критиков (Ш. Идиатулина, Р. Сенчина, А. Сальникова, К. Мильчина, Г. Юзефович и др.) — поговорим о ней. Она задумывалась как взрослая или детская литература? Кто адресат повести? Насколько оригинален её сюжет? Или он имеет прототипы? Если книга адресована ребенку, то насколько оправдан её психологизм?

–– Повесть задумывалась только как классная история для дагестанцев. Никаких размышлений о возрасте не было, я просто хотел написать кое-что важное, донести мысль, используя свою сильную сторону — работу над сюжетом. Сюжет оригинальным я бы не назвал, он скорее идёт по стандартному пути становления героя. В нём есть все знакомые нам по многим фильмам элементы. Истинную ценность, наверное, придаёт тексту «химия», которая рождается из отношения автора к материалу. Наша республика выступает неким клеем или кровеносной системой, и, хочется верить, за счёт этого текст оживает и превращается в оригинальную историю. Всё, что нужно от автора, — это заставить читателя поверить в текст, и тогда все разговоры об оригинальности и даже формульности отпадают. Прототипов у героев нет. Они, как и во всех других моих случаях, рождаются мгновенно и обрастают «мышцами» в течение первых нескольких страниц, потому что я сам именно в этот момент знакомлюсь с героями, которые буквально родились где-то внутри меня, а не были собраны из каких-то сценарных инструментов.

Мне хочется верить, что «Типа я» — это тот случай, когда книга действительно способна найти отклик в любом человеке любого возраста, и такую реакцию я получаю от детей восьми лет и от семидесятипятилетней русской бабушки, моей соседки. В этом смысле я рад слышать, когда мне говорят, что книга была «до слёз». Это приятно, хоть я и не стремился к такой реакции. Я просто хотел рассказать историю.

–– Помнишь, мы обсуждали «Типа я» на «Воскресных чтениях»? Все прочитавшие её (а среди них были и взрослые, и дети-ровесники твоего героя Артура) отмечали, что им близок и понятен мир, созданный фантазией героя, поэтому напрашивается вопрос: насколько история автобиографична? Чей опыт в ней отражен?

–– Я бы сказал, что в целом книга не автобиографична, но черпал я, конечно, в основном из своей жизни. Эти ощущения перед назначенной дракой, ощущения после выигранной и проигранной драки. Дух приключений, опасности. Я рос в конце девяностых — в начале двухтысячных, и это было и в плохом, и хорошем смысле слова время беззаботное. Но главное моё сходство с героем — это фантазия. Я часами лежал дома после уроков, мечтая, как бью школьных задир (хоть меня в целом, наверное, и не задирали толком, просто хотелось побить хулиганов так, чтобы все это увидели), как спасаю девочку, в которую безответно влюблён. Да, пожалуй, богатая (и немного отклоняющаяся от нормы) фантазия, наверное, главное наше с Артуром сходство. Может быть, я как-то неосознанно вернулся к себе-ребенку и пытался подсказать себе выход, спасение, потому что с точки зрения психики, да и морально, мне было довольно нелегко. Наверное, я был слишком чувствительным, чутким, а это, в свою очередь, главные характеристики писателя. Думаю, из Артура выйдет хороший писатель-детективщик ––– благо есть уже два Артура, которые написали хорошие детективы.

–– Языковая стихия как основной стилеобразующий приём — такое уже встречалось в новейшей дагестанской литературе, например, в повести Алисы Ганиевой «Салам тебе, Далгат!» В повести «Типа я» была сознательная авторская установка на языковую стилизацию как отражение реального мира, в который погружен махачкалинский второклассник Артур? Или для тебя вообще первично именно стремление «держать» сюжет?

–– Я не могу назвать, что для меня первично, ведь я в прямом смысле слова «просто пишу как могу». Установка тоже довольно понятная: быть достоверным, честным в тексте, и это мне позволяет держаться за настоящий сюжет, чтобы он не выглядел выдуманным в угоду «приключенчестости». И собственно язык работает по тому же принципу: просто пиши так, как считаешь нужным, чтобы это было честно. Я не великий писатель, мало чего понимаю в стилях, поэтому я в рамках этого текста не выбирал из своего «меню стилей» то, что подойдёт лучше всего, тем более что меню-то и нет. И, кстати, в том, что касается словесности, я по ходу текста могу просесть или немного скатиться, сменить стиль, сам того не поняв, и это проблема, за которой мне нелегко следить. Но то, что касается сюжета, я всегда вижу, когда что-то идёт не так. Вижу провисание и смену темпа — это у меня на уровне инстинктов.

–– Издательство «Альпина» уже анонсирует выход твоего нового романа «Холодные глаза» –– остросоциального детектива, события в котором разворачиваются в горном Дагестане. Я его читал и с нетерпением ожидаю очень бурного, даже скандального обсуждения по целому ряду известных тебе причин. Но пока спрошу о твоем отношении к тому, что этот роман еще в январе этого года мы обсуждали в сообществе «Конкуб» в контексте постколониальной литературы Северного Кавказа. Не имеет ли этот термин некоего сегрегирующего начала?

–– Я бы не назвал «Холодные глаза» остросоциальным, скорее остросюжетный, но социальный подтекст в романе есть.

Насчёт постколониальной литературы — думаю, это имеет место быть. С одной стороны, сегрегация присутствует, но с другой — мне и самому хочется хотя бы немного побывать региональным голосом, так как всё развивается очень стремительно. «Типа я» несется на огромной скорости, и моя писательская карьера едва поспевает за повестью. Прошёл всего год, но я уже многими считаюсь «успешным российским писателем», во многом это работа издательства в сторону масштабируемости, и это, конечно, классно, но иногда я всё равно ощущаю, что как-то перепрыгнул тот этап, когда республика признает в тебе писателя и сама направляет тебя в большой мир. Ведь так чаще всего происходит и в спорте, и в танцах. Ты сначала завоёвываешь своё место на малой родине, а я прямо сейчас становлюсь «типа большим писателем», и всё это вне дагестанского контекста, и при этом всё моё на бумаге сейчас –– только о Дагестане. Может быть, мне просто хочется, чтобы республика наконец меня заметила или просто отыграться за годы непризнания моих киношных усилий. Надо хорошо об этом подумать (смеётся).

–– Готов ли Ислам Ханипаев писать не на дагестанские темы? Другими словами, не дает ли региональная этнографическая специфика сюжета, языка некие преференции в битве под литературным солнцем? Имеет ли региональная литература шансы найти своего читателя за пределами некоего ареала обитания автора?

–– Если говорить обо мне, то я готов писать о чём угодно. Мне просто должно быть интересно — это единственный критерий. То, что первые мои три романа будут о Дагестане — это просто интересная случайность, стечение обстоятельств. Два из них были написаны до литературного успеха, а третий родился сам, вполне естественно. Его пока не анонсировали, но многие уже знают, что называться он будет «Большая суета» и выйдет прямо к новому году. Четвертый мой роман написан много лет назад, и он тоже о Дагестане, но я пока не уверен, что хочу его увидеть в форме бумаги. С ума сойти! Когда перечисляю, создаётся впечатление, что только о республике и пишу! Но это ж не так. Другие романы были фантастическими, самыми разными, и прямо сейчас я пишу текст не о Дагестане, и следующие, вероятно, тоже будут о другом. Мне легко выйти за рамки нашего региона. Просто, возможно, хочется сказать всё о Дагестане в самых разных жанрах, а затем спокойно покинуть родительское гнездо. Я догадываюсь, что вы, Муса Асельдерович, ждёте становления великого российского писателя родом из Дагестана. Буду к этому стремиться.

Насчёт преференций. Я не пытаюсь идти путём продажи некоего негативного образа Дагестана и Северного Кавказа, как раз наоборот, я стараюсь просто рассказывать интересные смысловые истории, без излишней идейности. Да, так получается, что и я «выезжаю» за счёт Дагестана, но как же еще вдруг появиться региональному писателю? В чём моя истинная ценность в российской литературе? Если говорить о каком-нибудь моём таланте, то я могу те же истории придумывать как сценарист, и героем будет не Артур, а Гриша, и не крутой Али, а крутой Егорка. Дагестан и наши люди — предмет моего неподдельного интереса, и только поэтому я об этом пишу.

Мне кажется, что региональная литература — это один из способов выхода российской литературы из кризиса. Сейчас мы пытаемся идти по западному пути — автофикшн, феминизм, ЛГБТ, травмы (даже если их нет — не беда, придумаем!) Мы хватаемся за всё, на чём выезжают «прогрессивные» авторы, и, к сожалению, получается в плане продаж неплохо. На это есть запрос, и молодые российские авторы хорошо его отрабатывают. И такое будет следующие лет пять, наверное. В этом смысле многие современные авторы могут мне как аварцу завидовать, ведь будь они представителями не русской национальности, можно было бы начать крутить шарманку о том, как тяжело малым народам, как мы угнетены и что вокруг только дискриминация (которая на бытовом уровне, конечно, присутствует), и было бы у нас движение AVAR LIVES METTER. Я против всего, что делается по запросу зрителя/читателя, но вижу, что когда и если писателям надоест играть в западную литературу, они вернутся к корням: будут писать о деревнях, о городах, откуда они родом, появится фольклор. В общем, хочется верить, что романы о поиске убийцы в Уссурийске или о любви чеченца и ингушки смогут покорить российского читателя. И, наверное, мой литературный успех — это как раз звоночек, что можно и таким путём достичь чего-то в литературе.