Характеристика дагестанских строителей

Максуд Алихановъ-Аварский (1846–1907), российский генерал-лейтенант, Мервский окружной начальник и Тифлисский губернатор. Начальник 2-й Кавказской казачьей дивизии. Снискал ненависть революционеров; на него было совершено 8 покушений, но не подал в отставку. Был убит в Александрополе дашнакскими террористами 3 июля 1907 года. Автор множества статей и репортажей в периодической печати.

<…> Первые годы после падения муридизма Дагестан представлял арену строительной лихорадки. Новое приобретение России, доставшееся ей в виде остатков полувекового военного пожарища, нужно было устроить на первых же порах, по крайней мере, в военном и административном отношении, следовательно, — провести необходимейшие дороги, перекинуть мосты, создать укрепления, построить, наконец, казармы для войск и здания для укреплений. Деньги на всё это сыпались чуть не без счёта, и дельцам всякого рода открылось широкое поле для проявления талантов «строительных», а ещё более — разрушительных и меркантильных. Какое раздолье было тогда в Дагестане разным инженерам и подрядчикам!

По местным рассказам, некоторые здания обходились казне в 4 и даже в 6 раз дороже действительной их стоимости. Более трёх миллионов рублей поглотили только два крошечных укрепления на Гунибе и в Хунзахе и почти столько же — один петровский мол! Непосредственные орудователи этих дел оказались, словом, настолько на высоте своего призвания, что творили — не патриотические подвиги, конечно, но просто чудеса в деле наживы, и если не оправдали чьих-либо ожиданий, то в солидной мере удовлетворили свои мечты и вожделения. Из богатой хроники этих назидательных чудес сохраним потомству следующее.

Львиная доля тогдашних дагестанских построек выпала на долю одного инженера, которого вообще рисуют человеком «себе на уме», молчаливым и недоступным обыкновенно, но едко остроумным и циничным в минуты откровенности. Говорят, что в одну из таких редких минут он произнес, между прочим, такую фразу:

— Начиная с самой природы всё окружающее так здесь наивно, что нужно быть безумным, чтобы сыграть свою роль, что называется, «ни в чью» [вничью]. Полагаю, что этого со мною не будет. Не мудрствуя лукаво, я преследую цель совершенно неголоволомную — сидеть в этих трущобах до тех пор, пока не почувствую в кармане хоть один миллиончик, но уже целенький.

Почувствовал ли этот господин «целенький» — Аллах ведает, но, что после Дагестана он воздвиг на лучшей улице Тифлиса целый дворец, да притом прекрасной постройки, — это все ведают. Оказывается, к сожалению, что и своё уменье прекрасно строить инженер приберёг всецело для дворца, нисколько не прилагая его хотя бы к батареям и казармам Гуниба, полагая, конечно, что грубые солдаты и чугунные пушки одинаково бесчувственны ко всяким красотам и удобствам. «Впрочем, искушённый опытом строитель, — иронизирует по этому поводу Евгений Марков, — поступил тут вполне благоразумно, приспособившись так хорошо к местным условиям. Если в блестящей столице Кавказа у места прочные и хорошие постройки, то пустынные скалы Гуниба могут легко обойтись лыком шитыми: кому там любоваться на них и кому расследовать».

Всё это очень остроумно, быть может, но суть не в этом. Современные крепости, имеющие в виду разрушительную силу чудовищных орудий, правда, не бьют на внешнее впечатление, подобно военным сооружениям римлян или эпохи рыцарской; напротив, они поражают атакующего, оставаясь почти невидимками для того, чтобы представить собою возможно меньшую цель. Совершенно иного типа должны быть укрепления в Дагестане, где возможен только один противник — восставшие горцы, люди с допотопным вооружением и без артиллерии. Подобный противник может овладеть укреплением только открытым нападением, приступом, причём почти всё дело сводится к высоте стен и к грозному впечатлению их внешнего вида, который должен отнять всякую охоту идти на приступ. Посмотрите же теперь, какое впечатление производит даже Гуниб, этот важнейший русский оплот в Дагестане, не говорим — на воинственных горцев, но даже человека совершенно не военного, на беспристрастного русского туриста, которого мы только что назвали:

«Стены цитадели, — говорит он, — не высоки и не крепки; даже не технику видно, что сунь хорошенько бревно в эту мнимую твердыню, и она вся полетит к чёрту. Крупные неотёсанные камни сложены кое-как и связаны, по-видимому, глиной, а не известью. Да и высота стен не внушительна: один станет на плечо другому — и спокойно перелезут внутрь крепости. А самая ничтожная пушчонка с одного выстрела разнесёт эту жалкую ограду, годную для ограждения скотного двора или виноградника, но уже никак не для защиты главного боевого центра Дагестана.

Солдатики, с которыми мы разговаривали в цитадели, со смехом рассказывали нам, как в последнее восстание, когда горцы 72 дня держали в блокаде Гуниб, при каждом выстреле вылетала вся амбразура, из которой высовывалась пушка, и дождём сыпались камни стены. А между тем, по рассказам, постройка крошечного гунибского укрепления стоила до полутора миллиона рублей!

Инженер, строивший Гуниб, как уверяли меня офицеры цитадели, строил и Карадагское укрепление, и Хунзах, и много других. Он же взял подряд на устройство морской пристани в Петровске. Море, незримо поглощающее камни и деньги, как известно, — самый лучший союзник техников из школы подобных господ».

В «союзе» с тем же Каспием другой инженер, ещё ранее предыдущего, столь же успешно подвизался в том же Петровске и над тем же портом. Рассказывают, что он взял здесь подряд на постройку мола, представив смету на какие-то 750 тысяч, в то время, когда другие претенденты оценивали сооружение чуть не вдвое.

— Помилуйте, — говорят ему, — да разве можно вывести такой мол даже за миллион?!

— Нет. Я больше чем уверен, что нельзя, — отвечает инженер с невозмутимым спокойствием.

— Так как же, в чём же дело?

— А дело, видите ли, в том, что с вашим недоумением и с подобным наивным пониманием строительного «искусства» вы ничего серьёзного не создадите в наше время. Это — раз. А во-вторых, и это, конечно, главное, казна никогда не откажется от дела, на которое уже ухлопала многие сотни тысяч, в особенности, когда дело это государственной важности. 750 тысяч — цифра произвольная; я её выставил только для того, чтобы заполучить постройку в свои руки, а остальное дело будущего, быть может, туманного для вас, но более чем ясного для меня.

Инженер рассчитал верно. Мол, говорят, съел чуть не трижды 750 тысяч[1], из коих, надо думать, за 350 тысяч купил в Петербурге, на Английской набережной роскошный дом. По этому поводу, в блаженной памяти «Искре», кажется, в 1870 году появилась заметка, гласившая приблизительно следующее:

«Строительное искусство делает столь громадные успехи на наших окраинах, что один инженер заложил фундамент на берегу Каспия, а здание выросло на берегу Невы»…

[1] Факт не единичный на Кавказе. По словам одного вполне компетентного лица, «постройку потийского порта начали с 50 тысячами, затем положили на это дело более 8 миллионов, и почти столько же ещё потребуется для его окончания!».

(Кавказ. 1895. 6 окт. № 263).