Работники войны (Из воспоминаний фронтовиков)

Около сорока лет я работал учителем в родном ауле и хорошо знаю его историю. Знаю о ратном подвиге моих односельчан — ветеранов Великой Отечественной войны потому, что много лет жил среди них и часто беседовал с ними.

Из моего маленького аула (в сороковые годы прошлого века там было чуть больше ста домов) на войну отправилось почти всё мужское население призывного возраста. Двадцать восемь дибгашинцев остались лежать на полях сражений. Девятнадцать из них считаются без вести пропавшими. Тридцать человек живыми вернулись домой.

Каждый год 9 мая участники войны собирались в школе и вместе с учителями и школьниками шли к памятнику павшим на войне, установленному в центре села, чтобы возложить к его подножию полевые цветы.

Здесь ветераны рассказывали нам фронтовые истории. Были среди них страшные, героические и даже смешные. Трудно иногда было понять, что в них правда, а что старики допридумывали. И такое бывало. Видимо, им самим уже надоело ежегодно рассказывать одно и то же, потому некоторые из них стали добавлять новые подробности. В одной из историй дело завершилось пленением немецкого генерала… Мы, учителя, понимали стариков и делали вид, что верим в это.

А школьникам именно такие рассказы и нужны были. Потом дети пересказывали всё, что слышали, на свой лад. И по их рассказам выходило, что их сельчанин и даже родственник за свой беспримерный подвиг был представлен к званию Героя и только по какой-то случайности так и не получил заслуженной награды…

Предлагаю читателям несколько случаев из жизни моих односельчан – солдат Великой Отечественной войны, о которых рассказывали сами ветераны. Думаю, что читатели примут эти рассказы без всякого сомнения.

Прошёл войну без ранения

Абдулкарим Алибеков не умел ни читать, ни писать: он с детских лет пас овец. В августе 1941-го, как и других чабанов и пастухов нашего колхоза, его отправили на войну. Он был нашим соседом и дальним родственником. Из его рассказов следует, что все четыре года он был в самом пекле войны. Был ли он хоть раз ранен? Не знаю.

Врать он не умел, и потому дети любили его слушать. Именно от него школьники услышали, а потом рассказывали всем историю, как Абдулкарим взял в плен целую роту фашистов. Случай этот действительно имел место в жизни.

Послали Абдулкарима вроде на разведку. Из-за плохого знания русского языка он, видимо, не понял всего, что от него требовалось. Однако пошёл выполнять приказ и каким-то образом оказался в тылу врага, в фашистском блиндаже.

«Хотел убежать, но увидел немцев, — рассказывал он, — а они, подняв руки вверх, с криками «рус Иван!» побежали в мою сторону…»

Абдулкарим собрал их автоматы, взвалил, сколько мог, на плечи и пошёл с целым взводом врагов в свою часть. «Там ещё были желающие сдаться, но я испугался и не взял их с собой», — говорил он.

Мы, слушающие его, решили, что это были румыны или итальянцы, которые к концу войны целыми полками сдавались в плен.

После войны Абдулкарим опять пошёл чабанить. Как обычно, чабаны в горах спят под открытым небом, постелив на землю одну полу бурки и укрывшись другой. Обувь на ночь не снимают.

Вместо сапог чабаны, как когда-то и солдаты, надевали что-то вроде мокасин из сыромятной кожи и сверху до колен специальными обмотками оборачивали ноги.

Рассказывали, что наш герой больше недели жаловался товарищам, что нога под обмотками чешется. Как только по их совету он снял обмотку, оттуда, говорят, выпала полуметровая живая змея. Вот таким был Абдулкарим и в мирной жизни. Может быть, поэтому он легко переносил все тяготы военного времени.

В последние годы своей жизни он пас за селом колхозных быков. И ночевал он там же, на пастбище, в шалаше. Один раз мы с его ближайшим родственником Гришей-Магомедом решили выведать, насколько искренне рассказывает он о войне. Вот тогда-то по нашей просьбе Абдулкарим рассказал нам и такой случай.

Перед артподготовкой его вызвали к командиру, дали лошадь и подводу и приказали поехать в какой-то отдалённый населённый пункт за снарядами. И он поехал. Видимо, долго блуждал по степи, пока не нашёл то село, где были военные склады. Наконец добрался до них.

Там на его подводу погрузили ящики со снарядами. А ящик с патронами к автомату водрузили ему на плечи. Когда мы спросили, почему ящик ему пришлось тащить на плечах, нельзя ли было и его везти на подводе, он не смог дать вразумительного ответа. Видимо, тот, кто отпускал снаряды, решил подшутить, а он не понял шутки и до самой позиции тащил этот ящик на себе.

Абдулкарим вернулся к артиллеристам с подводой, полной снарядами, поздно вечером.

«Все были убиты, не было ни одной живой души, — рассказывал он нам. — Куда-то идти было уже поздно, и потому там же, между убитыми, я и лёг спать».

Утром его нашли бойцы из его части…

В тот день в шалаше он ещё много чего нам рассказал. И ещё мы спросили его, хватало ли им пищи на войне, не голодал ли он. На что он ответил: «Конечно, хватало. Обед на роту привозили в походной кухне после боя прямо в окопы, а в роте той оставалось в живых всего 50–70 бойцов».

Когда Гриша спросил, пил ли он те сто граммов водки, что давали перед атакой, он сказал, что не пил и отдавал соседу.

Крепкий мужик был наш Абдулкарим и всю войну прошёл без ранения. И думаю я, что он жил бы до сих пор, если бы не несчастный случай.

Фронтовые будни Магомеда Гасанова

Из односельчан-ветеранов самым геройским был двоюродный брат моего отца Магомед Гасанов. Он вернулся с войны с орденом Красной Звезды и двумя медалями «За отвагу». На войне он три раза был ранен и вернулся домой коммунистом. И был он довольно грамотным человеком.

Мы приглашали его в школу чаще других ветеранов. Рассказывал он только правдивые истории. И ещё у него была отменная память. По фамилиям помнил всех своих командиров — от командира взвода до командующего армией.

Кем только не был он на той войне! И связистом, и стрелком, и разведчиком, и заряжающим миномёта, и даже санинструктором. Еще он показывал мне шрам на плече, оставшийся от укуса «языка», которого тащил на себе. Это произошло тогда, когда он был связистом.

«Вечером в нашей части неожиданно оборвалась связь. Командир вызвал меня и приказал найти оборванную линию, чтобы восстановить связь. Я, наверное, решил, что быстрее выполню задание, если пойду один, — рассказывал он. — С телефонным проводом в руках пошёл по лесной тропинке. Очень скоро нашёл оборванный конец провода и аккуратно привязал оба конца друг к другу.

Выполнив порученное задание, возвращаюсь в расположение нашей части. Вдруг вижу осторожно пробирающихся через лесную чащу по узкой тропинке двух фашистов. Пошёл им навстречу и, когда подошёл ближе, незаметно спрятался за кусты.

Когда немцы вплотную приблизились ко мне, мигом выскочил из-за куста и ударом штыка в грудь убил одного немца. А второго ударом автоматного приклада по голове свалил на землю. Этому, оглушенному, связал руки за спиной куском телефонного провода и сунул в рот пилотку убитого немца. Потом взвалил его на свою спину и пошёл. Через некоторое время немец, оказывается, пришёл в себя. Видимо, ему как-то удалось вытолкнуть изо рта головной убор своего товарища. Он укусил меня за плечо. Я бросил его на землю и вновь оглушил ударом приклада. Затем затолкал ему в рот сразу две пилотки: убитого и его, офицерскую… Когда я добрался в свою часть с «языком» на спине, увидавшие меня с кровоточащим плечом от укусов немца однополчане попадали со смеху…»

«Язык» оказался до того ценным, что за его добычу Гасанов получил свою вторую медаль «За отвагу». А шрам от укусов немца он показывал учащимся школы, когда в последние годы жизни работал там ночным сторожем.

Когда его представляли к первой медали «За отвагу», в наградной листок командир вписал следующие слова: «Временно исполняющий обязанности санинструктора стрелок Гасанов Магомед Сулейманович под градом фашистских пуль оказал первую медицинскую помощь двадцати раненым бойцам и лично вынес с поля боя в безопасное место одиннадцать наших солдат».

Эти и другие сведения о подвигах моего двоюродного дяди я нашёл в Интернете на сайте «Память народа» (https://pamyat-naroda.ru — Ред.). Сверяя по ним рассказанное самим Магомедом, я пришёл к выводу, что он слишком скромничал, когда говорил о своих подвигах.

Магомеда Гасанова представили к ордену Красной Звезды после форсирования реки Западный Буг. Вот что было написано в наградном листке:

«Заряжающего миномётов третьего батальона 51-й бригады 46-й армии ефрейтора Гасанова Магомеда Сулеймановича представить к ордену Красной Звезды». Дальше написано, за что он получил этот орден.

Я помню, как в детстве его старший сын Гасан носил орден на детской телогрейке — мать пришила его туда.

В наградном листе были и эти слова: «Когда Гасанов Магомед служил во взводе разведчиков 312-й Смоленской стрелковой дивизии, он вместе с товарищами пленил 70 вражеских солдат».

Гасанов служил в Советской армии с февраля 1941 года по октябрь 1946-го. В боях участвовал с самых первых дней войны до её последних дней.

В 70-е годы прошлого века вышла в свет нашумевшая книга Л. И. Брежнева «Малая земля». Где только о ней не говорили! В школах, техникумах и высших учебных заведениях по ней проводились читательские конференции. Помню я, как студенты заучивали наизусть отрывки из этой книги. Видимо, и наш герой тоже слышал, как хвалили книгу и её автора. Брежнева называли героем Новороссийска. Я помню, как мой дядя Магомед сказал однажды: «Не Брежнев освободил Новороссийск. Командующим 18-й армией был генерал Леселидзе. Тогда я служил в третьем батальоне бригады морской пехоты Северо-Кавказского фронта и участвовал в освобождении Новороссийска».

Когда же я сказал ему, что Л. И. Брежнев был начальником политотдела 18-й армии, он, недовольный, ответил как отрезал: «Я о Брежневе не слышал, а генерала Леселидзе видел несколько раз». Очень трудно было разубедить, если его собственное мнение уже сложилось. Упрямый был!

Однажды я спросил его, какие из себя были немцы. Он сказал, что они «были высокие, здоровые и сытые, в атаку шли, засучив рукава, и стреляли от живота». Выражение «стреляли от живота» я впервые услышал из его уст и тогда не подумал о смысле этих слов. Только потом, когда прочитал в поэме Рождественского «Двести десять шагов» слова «Только виденье не проходило: следом за танками у моста пыльные парни в серых мундирах шли и стреляли от живота», я понял их смысл. Оказывается, немцы стреляли, не целясь, приставив приклад автомата к животу: они не жалели патронов. Вот что значит «стрелять от живота».

Вот какой был двоюродный брат моего отца Магомед Сулейманович. Его старший брат Муса Гасанов тоже ушёл на фронт и не вернулся: он числится среди девятнадцати дибгашинцев, пропавших без вести.

Работник войны

Учитель нашей школы Гаджи Юсупович Маммаев часто делился с нами своими историями о боях с бандеровцами в Западной Украине. Он был бойцом СМЕРШа. Он рассказал мне о встрече с моим отцом на перроне харьковского вокзала. «Он лежал на носилках под открытым небом, весь в бинтах, в третьем батальоне бригады морской пехоты Северо-Кавказского фронта, — говорил Гаджи Юсупович. — Давно небритого, я узнал его лишь по волчьему взгляду».

По рассказу нашего учителя выходило, что он спас от голодной смерти моего отца, купив ему буханку чёрного хлеба и бутылку молока. Я, конечно же, понимал, что говорит он в шутку. А отец мой ещё добавлял: «Гаджи, прощаясь, деньги мне дал».

Это было последнее ранение моего отца. После госпиталя его отпустили домой на побывку. А пока отец отдыхал дома в отпущенные ему 10 дней, и война кончилась.

Мой отец Раджаб Аммаев не любил рассказывать о войне. Когда мы спрашивали, где он воевал, называл только город Ржев. Не Москву, не Сталинград, не Берлин, а какой-то Ржев, который нам ничего не говорил. В учебниках истории для средних школ ничего не писали о Ржеве. О боях под Ржевом мы знали только из стихотворения А. Твардовского «Я убит подо Ржевом».

Это потом я узнал, что там, под этим небольшим городом в Тверской области, было убито очень много солдат с обеих сторон. Бои под Ржевом, как сейчас говорят, были самыми кровопролитными за всю историю Великой Отечественной войны. И я до сих пор не могу понять, как выкарабкался мой полуграмотный отец из «ржевской мясорубки».

Однажды мы спросили его: «Скажи, отец, что больше всего пригодилось тебе на войне? Какое оружие было самое хорошее?» Он немножко подумал и сказал: «Железная каска и сапёрная лопата. Хорошо отточенная сапёрная лопата — лучшее оружие в рукопашном бою». Несогласный с ним в этом вопросе мой брат Магомед воскликнул: «Что?! А автомат? Пулемёт? Ты же был на войне стрелком-пулемётчиком!»

«Вот неожиданно появляется на небе вражеский самолёт и на бреющем полёте начинает по нам стрелять, — стал объяснять отец. — Все разбегаются в разные стороны, пытаясь спастись. Я же нет. Я вытаскиваю из-за пояса сапёрную лопату и быстро рою в земле узкое углубление. Потом залезаю туда и, надев на голову каску, сижу на корточках. Это самый верный способ остаться в живых». Он, хитро прищурясь, оглядывает нас, радуясь произведенному эффекту.

Однажды тот же мой брат спрашивает у отца, много ли он убил немцев, будучи стрелком. «Откуда я знаю, сколько убил. Все стреляли, и я стрелял. Я не считал убитых! — ответил отец недовольно. — Ты, наверное, хочешь увидеть во мне героя, Магомед, а я не герой. На войне я делал то, что должен был делать по Уставу. Я работник войны».

И всегда, вспоминая друзей-ветеранов, он говорил: «Мы работники войны».