Он высоко ценил мужскую дружбу

Не стало моего лучшего друга Арсена Ганиева. Он ушёл из жизни 6 мая, не дожив 6 дней до своего 77-летия.

На этот раз свой день рождения он собирался отметить в родном Дагестане.

Прошло три года, как он отремонтировал в родном селе старый дом матери и с тех пор каждый год свой отпуск проводил там, среди односельчан. Он и меня приглашал в свой аул. Я отказывался. Отказался и в этом году, ссылаясь на пошатнувшееся здоровье. Однако теперь думаю, что поехал бы на недельку в Гунух. И ждал встречи. Но не дождался.

Как ушёл с работы, почти каждый день звонил мне по телефону, иногда по 2-3 раза в день: видно, очень скучно было ему целыми днями без дела сидеть. В последний раз позвонил второго мая. Тогда он был немного навеселе, сидел на скамейке перед домом, где живёт, и рассказывал, как в первомайские праздники угостил бомжей водкой и как они его благодарили за это. «Тебе не с кем было пить в День международной солидарности трудящихся, кроме как с бомжами?», – спрашиваю я, делая вид, что удивился его поступку. Ему это не понравилось, он и говорит: «Бомжи тоже трудящиеся, почти люмпен-пролетарии. И им не на что было выпить в праздник. Вот я их и угостил. Почему это тебя удивляет?». Мне не хотелось говорить на эту тему, и я выключил телефон.

На следующий день я пожалел об этом, и сам позвонил ему – нет ответа, через день – опять. Нет ответа. Я подумал, что он обиделся за моё замечание, и позвонил ещё раз, чтобы объясниться и уточнить, приедет ли он и в этом году домой, в Дагестан. Его телефон молчал. Потом мне сказали, что в последние 2-3 дня жизни телефона с ним не было: он его потерял. Он и раньше терял телефоны.

А седьмого мая я узнал, что Арсен Ганиев умер. Восьмого мая, рано утром, мы с братом Магомедом поехали в аэропорт. Там и выразили соболезнование по поводу потери друга его жене Майе, дочери Зарине и брату Арслану. Когда спросили о других братьях, нам сказали, что Камиль выехал в село, а Асхаб летит из Москвы следующим рейсом.

А теперь я расскажу о нашей с Арсеном крепкой мужской дружбе, длившейся без малого 60 лет. Он ценил мужскую дружбу больше всего на свете.

В 1966 году я поступил учиться в Дагестанский государственный университет, на английское отделение факультета иностранных языков. Я поступал туда вовсе не потому, что собирался стать переводчиком, учителем английского языка или ещё кем-то. Поступил, как тогда думал, чтобы читать в оригинале Джека Лондона и Эрнеста Хемингуэя. А как поступал, я описал в своём рассказе «Мой город у моря». О том, как мы учились, – в рассказах «Шёл караван…», «Жить в этом городе или…?», «Песни нашей молодости» и других.

И вот в один из выходных дней ранней осени первого года учёбы я прогуливаюсь по аллее улицы Ленина в самом центре Махачкалы. Вижу, что в маленький ларёк на аллее привезли свежее пиво.

Я одним из первых встал в очередь. Очень скоро за мной вырос хвост очереди – не менее чем из десяти любителей хмельного напитка. Молодой человек моих лет, стоявший в самом конце очереди, показался мне знакомым. И я вместо одной кружки, которой намеревался утолить жажду, беру сразу две. «Одну дам ему», – решил я. Вот так мы и познакомились с Арсеном. Оказалось, что он учился в том же факультете, что и я, только курсом выше.

Потом он часто говорил, что пить научил его я и кружкой пива завербовал на всю жизнь. «Да, да, – смеясь, отвечал я, – американский морской пехотинец не смог тебя завербовать, а я смог. Советскими восемнадцатью копейками». Случай с американцем действительно имел место в жизни Арсена.

Учились мы с Арсеном, как я уже говорил, в одном корпусе университета и часто виделись. Я жил в общежитии ДГУ по улице Батырая, он – с родителями в многоквартирном доме на улице М. Гаджиева. Он часто приходил к нам в общежитие и быстро перезнакомился с моими однокурсниками. Некоторые из них стали ему друзьями. Все мои друзья становились и его друзьями.

Иногда и я бывал у них дома. Уважаемые люди были его родители, отец Гаджимуса и его жена Хапсат. Родная мать Арсена Кавсарат жила в районе. У Арсена были четыре брата: по родной по матери – Арслан; Аркадий, а Камиль и Асхаб – дети Хапсат. Все они принимали меня как очень близкого человека.

Он поступил в ДГУ, окончив Бежтинскую среднюю школу с медалью. И университет окончил с красным дипломом. Он делал почти всё то, что делал я, и вдобавок, в отличие от меня, хорошо учился. Я до сих пор не пойму, как это он мог сочетать отличную учёбу с «мелким хулиганством».

Дождик мокрыми мётлами чистит
Ивняковый помёт по лугам.
Плюйся, ветер, охапками листьев,
Я такой же, как ты, хулиган.

Я до сих пор помню эту полюбившуюся нам с Арсеном строфу из стихотворения С. Есенина «Хулиган». Слово «хулиган» вполне подходило и нам. Да, мы были немного хулиганами. В пятом курсе его исключили из университета за драку, потом восстановили. Как же иначе? На десяти сессиях за 5 лет учёбы в ДГУ он не получал ни одной «четвёрки». Только одни «пятёрки». Я помню слова его отца по поводу «хулиганства» Арсена. «Да, Арсен был хулиганом, но у него всё было по-мужски», – сказал однажды многоуважаемый Гаджимуса Ганиев. Эти слова вполне подходили и мне. Помню я, как мы после очередного хулиганского поступка в дождливую полночь на площади Ленина были задержаны одним пожилым старшиной милиции. Он потребовал у нас документы. Прочитав документ, удостоверяющий личность Арсена, он спросил у него, кем ему приходится Ганиев Гаджимуса. «Это мой отец», – ответил мой друг. «Как же вы, товарищ старший лейтенант, сын многоуважаемого человека, можете хулиганить?» Арсен молча взял у старшины свой документ и зашагал по мокрой площади. За ним – и я. Тогда Арсен работал в КГБ в звании старшего лейтенанта.

И ещё мы с Арсеном любили стихи и при каждом удобном случае читали их наизусть. Помню я, как ночью мы втроём с Махачом, двоюродным братом Арсена, поднимались на Тарки-Тау. Читали стихи Расула Гамзатова: Махач – на аварском и немецком языках, Арсен – на английском и аварском, я – на даргинском и русском.

Мы все были знакомы и с самим Гамзатовым. Махач Магомедханов – в большей степени, Арсен встречался с ним 3-4 раза, я же – лишь однажды. Великий поэт, может быть, и не запомнил эту встречу. Я же не забуду её никогда (Я написал рассказ и стихи об этой встрече).

Арсену очень нравились мои стихи, он и в старости читал забытые уже мною строки. Однажды я написал ему письмо в стихах и отправил в далёкий Мадагаскар. Как он любил его читать! Мои юношеские стихи теперь кажутся мне слабыми, и я стараюсь их забыть. А Арсен – нет. Они ему всегда нравились, особенно вот эти последние строки из того стихотворения-письма:

Кончил песню
И верю я: завтра
Её почта к тебе донесёт.
Уже утром
Нам обоим на завтрак
Обязательно солнце взойдёт.

И исчезнет потом
За горами.
Я, как солнце, по горам тем хожу.
Жизнь уходит
Минутами, годами.
Я, конечно, вперёд захожу…

Ну и что ж,
Что родился я бесплановый?
В этой жизни мне ничто не чета.
Надоел мне давно
Плащ лавсановый.
Так подайте на платье кита!

И ещё он любил читать забытое мною стихотворение про пальто. Останавливался посередине улицы и читал: «В старомодном пальто я шагаю по улице новой…»

В июле 1967 года нас, студентов факультета иностранных языков ДГУ, послали работать на Кегерский консервный завод. В выходные дни мы с Арсеном ходили по окрестным горам. И вот однажды нас потянуло к самой высокой вершине, что над правым берегом Койсу, напротив Гуниба.

Мы, молодые и здоровые, поднялись туда на одном дыхании, ни разу не остановившись в пути. Не знаю я, как на самом деле, но тогда эта гора показалась мне намного выше Верхнего Гуниба. Она показалась мне вершиной мира (Об этом я написал в рассказе «Здравствуй, Гуниб»).

И вот Арсен, показывая рукой на Гуниб, читает стихи на аварском языке. Я сразу понял, что он читает. А когда мой друг произнёс последнюю строку, сам начал читать то же стихотворение, но уже на «великом и могучем» русском языке:

Вот я снова стою
На знакомой кремнистой вершине.
Здравствуй, славный Гуниб,
Дагестана живая краса!
Подо мною аул,
Где всегда на зелёной равнине,
Словно солнечный луч,
Мне цветы обжигают глаза.
Я дышу высотой.
Облака мне ложатся на плечи.
Слышу вздохи Койсу –
Ледяной своенравной реки.
И, как верных друзей,
Тополя обнимаю при встрече
И приветствую горы
Торжественным взмахом руки…

Как только я дочитал стихотворение до конца, Арсен, удивлённый, спрашивает меня: «Как ты определил, не зная аварского языка, что я читаю стихотворение Р. Гамзатова «Гуниб»?» «Чтобы понять Гамзатова, не обязательно знать аварский язык. Я чувствую его сердцем. А в нашем случае я легко понял это: ты, как и я, зачарованный, всё смотрел на Гуниб и махал руками, как Гамзатов», – коротко ответил я.  

После второго курса я оставил учёбу в университете и ушёл в армию. Арсен же продолжил учиться. Мы с ним переписывались. Он даже прислал мне в армию посылку с двумя бутылками кизлярского коньяка и сухофруктами. Он получал повышенную стипендию и ещё, как спортсмен-борец, талоны на питание, и потому мог себе позволить послать мне посылку.

Потом я написал об этом рассказ «Коньяк в сапоге» и это же название дал своей книге. Кстати, о книгах…

Кто-то должен был написать предисловие к моей первой книге. В одном из номеров газеты «Молодёжь Дагестана» вышла статья Арсена о моих рассказах. Мне она очень понравилась, и я решил использовать некоторые выражения из этой статьи для предисловия к книге.

Надо сказать, что Арсен в каждый свой приезд домой заходил в редакцию газеты «Молодёжь Дагестана». Главный редактор Гаджи Абашилов был его близким другом. Арсен хорошо знал и его заместителя Альберта Мехтиханова. Знал он и младшего брата Гаджи Абаша, тоже работавшего главным редактором той же газеты, и тогдашнего его заместителя Марата Гаджиева. В редакции «Молодёжи Дагестана» Арсена встречали как дорогого гостя и в каждый его приезд домой брали у него интервью…

Взял я статью Арсена обо мне и отнёс к своему хорошему знакомому – журналисту Абдурахману Магомедову, более 50-ти лет работавшему в «Дагестанской правде». Попросил его написать предисловие к моей книге, опираясь на статью моего друга. Абдурахман взял старую газету с этой статьёй и пообещал написать. Однако через день возвращает мне газету и говорит: «Дорогой Гаджимурад, я уважаю тебя и люблю читать твои рассказы, потому я и советую тебе предисловием к своей книге взять всю статью Арсена, ничего в ней не изменив. Лучше, чем Арсен написал о твоих рассказах, поверь мне, никто не напишет».

Вот так статья Арсена «Учитель из аула Дибгаши» стала предисловием к моей первой книге «Коньяк в сапоге». И, если сказать честно, мне самому статья Арсена обо мне нравится больше, чем все мои рассказы, вошедшие в эту книгу. И о второй моей книге Арсен говорил замечательные слова. Даже его младший брат Асхаб написал очень хороший комментарий к моему «Абику», вышедшему в газете «Литературная Россия».

Когда я вернулся из армии, Арсена в нашем городе уже не было: теперь он служил в армии. Свою армейскую службу Арсен Ганиев проходил старшим переводчиком эскадры советских кораблей в Индийском океане. Был личным переводчиком командира эскадры. Там, как я думаю, и увидели его способности те, кому это нужно было, и взяли его на заметку.

После армии Арсен некоторое время работал преподавателем английского языка в Дагестанском медицинском институте. Потом его отправили на учёбу по части КГБ. Я же тогда учился на вечернем отделении филологического факультета ДГУ и тоже работал.

Какую только работу я не выполнял! Был разнорабочим на стройке, грузчиком на консервном комбинате и в торговом порту, маляром на пивоваренном заводе…

По выходным дням гулял по городу с Бадрудином. Бадрудин – это земляк Арсена и мой новый друг. Учился на вечернем отделении в Дагестанском политехническом институте и работал на стройке. Прекрасный был человек, только стихи не любил. «Если вы будете стихи читать, я с вами не пойду», – говорил он, когда мы собирались гулять по вечернему городу. Когда Арсен служил в армии, Бадрудин мне его заменял, а потом стал тоже моим лучшим другом. Только очень рано ушёл он из жизни. Я своих двух сыновей назвал их именами: старшему дал имя Арсен, младшему – Бадрудин.

Об Арсене Ганиеве до сих пор говорили и писали, как о журналисте-международнике и дипломате. По-другому нельзя было. Теперь, я думаю, можно.

Мой самый близкий друг Ганиев Арсен Гаджиевич был разведчиком в самом прямом смысле этого слова. Разведчиком под прикрытием. Он побывал в шести долгосрочных (более года) командировках и во многих краткосрочных (менее года) в более чем 30 странах Европы, Азии и Африки, работал в центральном аппарате МИДа. Великолепно владел английским и французским языками, в совершенстве – немецким. Он восемь раз переболел малярией! По приезду домой иногда неделями лежал в центральной больнице Махачкалы и лечил свои тропические болезни. А в последние годы жизни полковник внешней разведки Ганиев Арсен Гаджиевич работал преподавателем Академии внешней разведки. Имел правительственные и самые высокие ведомственные награды.

Я получал от него письма с Мадагаскара, из Ганы, Йемена и ещё многих стран Африки. Помню, как он разговаривал со мной по телефону с борта самолёта, летящего над Сейшелами и Королевством Камбоджа.

Арсен каждый свой отпуск проводил на своей малой родине. Останавливался в санатории «Дагестан» и звонил мне в район, приглашая в Махачкалу. Я тогда работал учителем в родном селе и, конечно же, по каждому его вызову приезжал в столицу, чтобы увидеться с дорогим мне человеком. Мы гуляли по улицам любимого города и вспоминали свою бурную молодость.

Помню, как он пригласил меня в Хасавюрт. В тот день тесть Арсена, многоуважаемый Мирза Халилов, давал обед в честь своего зятя-журналиста. Со мной ездил и мой брат Магомед. Много было гостей, уважаемых в Хасавюрте и Дагестане людей. Как они нас встречали!

Помню ещё, как Арсен, приехав в Махачкалу в очередной раз, опять же пригласил меня к себе. Когда гуляли по улице Буйнакского, мы, подвыпившие, зашли в книжный магазин, что был рядом с кинотеатром «Дружба», и решили разыграть маленькую сценку. Заходим в магазин, и Арсен на чистейшем английском языке обратился к продавщице. Ничего не понявшая красавица-горянка обернулась в мою сторону. «Наш гость из Америки спрашивает, нет ли в продаже книги Расула Гамзатова», – говорю я. «Когда книги Гамзатова поступают в продажу, в магазине бывает очередь», – перевожу я Арсену ответ девушки (проучившийся в двух курсах факультета иностранных языков, я мог сносно переводить с английского на русский и наоборот). Потом Арсен спросил, нет ли чего-нибудь из произведений Ахмедхана Абу-Бакара. В магазине не оказалось ни одной книги и этого автора. А народу собралось много, и мы, уже решившие, что пора закончить спектакль, вышли из магазина и зашагали в сторону Кумыкского театра.

Здесь к нам подошли трое молодых парней: один в матросской форме, двое – в гражданской. Почему-то матросу не понравился мой друг «американец», и он заговорил с ним по-русски на высоких тонах…  

На самой людной улице города среди бела дня мы устроили драку! Увидевшая, как три горских амбала бьют двух худых «иностранцев», молодая женщина стала кричать: «Иностранцев бьют!» (видимо, и она была накануне в книжном магазине). Наши противники убежали. Через несколько лет я написал рассказ «Иностранцев бьют!», где подробно описал этот случай.

Но происшествия того дня этим не кончились. Вечером моряк и его друзья встретились нам около кинотеатра «Комсомолец». Они подошли к нам и вступили в разговор уже на аварском языке. Я ничего не понимал, но чувствовал, что опять будет драка. В самую последнюю минуту я понял, что моряк вот-вот ударит Арсена. Буквально на секунду опередив надоевшего мне моряка, я ударом снизу вверх по подбородку свалил его на бетонную площадку перед кинотеатром. Все ахнули. Его друзья и не думали что-нибудь предпринимать и, удивлённые, смотрели на лежащего товарища.

Арсен потянул меня за руку и говорит: «Давай, бежим!» И я побежал за ним вверх по улице 26 Бакинских комиссаров. Видевший всё случившееся и догнавший нас милиционер схватил меня сзади за полу моего болоньевого плаща. Мы оба упали. Милиционер раньше меня встал на ноги, я же остался лежать на асфальте. Я и не собирался вставать: меня душил смех. Скоро засмеялся и сам милиционер, потом и Арсен. Арсен стал рассказывать ему обо всём, что случилось с нами за день.

Прежде чем расстаться с нами, страж правопорядка спрашивает меня: «Не зная аварского языка, как ты понял, что моряк ударит твоего друга?» «Нутром почувствовал», – был мой ответ. «Мне бы таких друзей», – сказал он Арсену, пожал нам руки и ушёл вниз по улице.

В другой свой приезд в город по вызову Арсена мы опять гуляли по улице Буйнакского. Дело было под вечер. Когда мы в очередной раз подошли к дверям Союза писателей Дагестана, Арсен и говорит: «Давай пригласим твоих друзей-писателей в ресторан». Мы зашли в кабинет, в котором сидели мой односельчанин Сулейман Рабаданов и земляк Арсена Омаргаджи Шахтаманов. Оба они немного знали Арсена. Я говорю им: «Арсен приглашает вас всех в ресторан «Лезгинка». Зовите всех». С нами пошли Ахмедхан Абу-Бакар, Амиргази и ещё кто-то, всего человек 7-8. О том, что было потом в ресторане, я написал в своём рассказе «Он их украл!»

Мы с братом Магомедом и Бадрудином были в родном селе Арсена, когда умерла его мать. Это и была единственная моя поездка в Гунух.

А в моё село, в Дибгаши Арсен приезжал на свадьбу своего тёзки – моего старшего сына Арсена. Второй раз он попал ко мне со своим русским другом Александром Михайловичем Юркевичем – советским борцом греко-римского стиля, заслуженным мастером спорта СССР по классической борьбе, старшим тренером сборной СССР. Они гостили неделю. Я их возил по гостям. Помню ещё, нас на ужин пригласил к себе первый секретарь Дахадаевского райкома КПСС, мой односельчанин и друг Раджаб Магомедов. На следующий день на райкомовской «Волге» мы ездили в Кубачи. На Кубачинском художественном комбинате нам показывали экспонаты знаменитого музея, среди которых была и сабля Надыр-шаха. Я хотел своим гостям показать и крепость Кала-Корейш, только на легковой машине невозможно было туда попасть, а идти пешком мои друзья отказались.

Арсен обещал мне приехать в Дибгаши с Владимиром Фёдоровичем Мунтяном, бывшим футболистом киевского «Динамо». Не успел: к тому времени я уже переехал в город. И ещё Арсен обещал меня познакомить с известным московским хирургом Магомедом Абдулхабировым. Тоже не успел.

Многие мои сельчане знают Арсена как моего друга и теперь выражают мне соболезнование по поводу его смерти.

Под конец скажу, что у нас с Арсеном много было общего. За 59 лет нашей дружбы мы с ним ни разу не ссорились, между нами не было никаких разногласий. Мой друг и в 76 лет вёл себя как молодой. Он любил бывать в кафе и ресторанах, знакомиться с посетителями, общаться, угощать новых знакомых. И, не дай Бог, чтобы кто-нибудь делал попытку заплатить по счёту. Он сильно обижался.

Арсен очень любил свою жену. Любил детей, особенно дочь Зарину. Любил своих братьев и сестёр, родных и двоюродных, Махача, Аминат и других. Восхищался талантом Алисы Ганиевой, дочери брата Аркадия. Он подарил мне две книги с её автографом. Часто вспоминал однокурсников, давно умершего Кадыма, живого Альберта и других.

22 мая в Москве состоялся вечер памяти Арсена Гаджиевича Ганиева. Знаю, что там собрались его родственники, земляки и друзья по работе. Знаю, что они наверняка говорили о нём много хороших слов. Иначе и быть не могло, потому что он выше всего ценил мужскую дружбу.