Город моего Детства

«…Дождик, дождик, перестань, я поеду в Дагестан, богу молиться, ему поклониться…» Такую незатейливую песенку распевала малышня под моросящим дождем, пританцовывая, ожидая, чтобы выглянуло солнышко. Я тоже её исполнял в таком хоре в возрасте 4–5 лет. Может, и чуть старше. Удивлялся при этом: зачем ехать, мы же в Дагестане живем… Мысль, что в Дагестане радовала.

Помню, как в Буйнакске, откуда я родом, в городе в 41 километре от Махачкалы, в 1942-м году трижды звучала сирена воздушной тревоги. Покупатели, а главное — продавцы с базара, который располагался напротив, через соседнюю улицу, разбегались врассыпную, набиваясь на большую веранду нашего двухэтажного многоквартирного дома, в надежде на защиту крыши от коварного врага. А многочисленные пацаны из нашего дома стремглав устремлялись к покинутым прилавкам, на которых оставались горы фруктов и разной снеди. Каюсь — это было нехорошо. Но разве мальчишки 7–8–9-ти и старше лет заботились о том, что хорошо и что плохо в голодные военные годы?! Всего три раза прилетал в небо над Буйнакском самолёт — вероятно, немецкий разведчик. А вот на Махачкалу, как говорили взрослые, были сброшены в разные дни три бомбы, но все они, слава богу, упали в море.

Даже маленький Буйнакск в войну был полон беженцами. В городе располагалось несколько госпиталей, шесть или семь детдомов; в моем первом классе в 42-м году почти половина из сорока с лишним учеников были детдомовцы. А в огромном соборе на городской площади высотой в шести- или семиэтажный дом, оставшемся с дореволюционных времен, когда Темир-Хан-Шура (так именовался тогда наш город) была столицей Дагестана, работал кинотеатр «Ударник». В его просторном фойе перед каждым сеансом играл оркестр из заезжих музыкантов. Помню хорошо, что все они были во фраках, в белоснежных манишках, с черными галстуками-бабочкой. Их внешний вид поражал воображение детворы. Да и взрослых, наверно. Боюсь предположить, каков был состав музыкантов, но по блестящим инструментам, великолепному звучанию, что было понятно даже нам, не шибко знакомым с музыкальным миром, думаю сегодня, что эти 10 или 12 человек были джазменами. Или из какого-нибудь симфонического оркестра. Короче говоря, для жителей Буйнакска — музыкальный шок. Не знаю, кого о них сегодня могу спросить. Интересно, кто-нибудь их помнит?

Таким был Буйнакск военных лет. Но самое главное воспоминание о Дагестане первых военных и послевоенных лет такое. На рынок в Буйнакске рядом с нашим домом приезжали жители ближних и дальних горных аулов со своим товаром на продажу. Товар — обычные продукты сельхозпроизводства. И летом горцы выглядели непривычно на взгляд горожанина, даже ребенка. Но зимой — особенно. Они ходили в долгополых шубах с длинными и узкими рукавами почти до земли, предназначенными явно не для того, чтобы просовывать в них руки. И в чарыках — обуви, являющей собой овальные ёмкости из слегка выделанной вручную кожи, набитые для тепла и заполнения всего объема соломой. Приезжали крестьяне на скрипучих двухколесных арбах, каждую арбу медленно волокли два вола — благодаря колодке из двух скрепленных на их воловьих шеях створок, нижней и верхней, между которыми торчали впереди арбы их рогатые головы. Таков был горский транспорт.

***

Однажды я во всеуслышание заявил, что другой наш город, Буйнакск — лучший город на свете. Для меня, конечно. Но и не только для меня. Те, кто, как и я, родился, воспитывался и вырос в этом городе, совершенно искренне полагают, что, помимо 33 других дагестанских национальностей, есть и 34-я, её они называют «буйнакская». Потому что уроженцы Буйнакска отличаются чем-то неуловимым, но настолько заметным всем остальным, что эти остальные безошибочно узнают в них нынешних или бывших буйнакцев, где бы они в тот момент ни обретались. Многие из моих земляков-буйнакцев убеждались в этом, по их рассказам, на собственном опыте. И я тоже не раз удивлялся, когда мой незнакомый собеседник вдруг — ни с того ни с сего — среди разговора спрашивал: а вы, часом, не из Буйнакска? Пишу об этом, трудно объяснимом феномене столь уверенно, потому что и меня не раз заставляло такое чутье спрашивать подобным образом незнакомцев. И я тоже, как правило, не ошибался, Причем это происходило всегда, сколько бы лет ни прошло с тех пор, как мы покинули родной город.

У меня есть всё же этому объяснение. Оно — в особенностях школьного и уличного воспитания в Буйнакске. Обучением и воспитанием подрастающих поколений в учебных заведениях в 20–50-е и, предполагаю, отчасти в 60-е еще годы прошлого века были заняты педагоги, оставшиеся в городе с дореволюционных времен, и те, кто был обучен и подготовлен к работе в первых советских вузах, сохранивших, в свою очередь, дореволюционную профессуру. Дело было и в их знаниях, и в их этике. Например, моим учителем по математике в пятом классе был Сергей Михайлович Иванов, выпускник Московского университета 1906 года. Помню до сих пор первый его урок. Так происходило и с моим, и с предыдущими, и с последующими поколениями. А уличное воспитание было просто обычным «уличным», но и на него падал отсвет школьного.

А еще я однажды громко, со страниц печати, заявил, что каждый уважающий себя и уважаемый другими город непременно обладает только ему присущей достопримечательностью. Например, в Риме — это Колизей, в Лондоне — Биг-Бен, в Дербенте — это Нарын-кала, в Рио-де-Жанейро — статуя Христа, в Париже — это Эйфелева башня, в Нью-Йорке — статуя Свободы, а в Буйнакске — это скала «Кавалер-Батарея». На этой скале выпускники школ после выпускного вечера встречали обычно рассвет. Такова была традиция. Не знаю, сохранилась ли? Но знаю историю города, бывшей столицы Дагестана, со всеми её атрибутами, и прежде всего ролью города быть дагестанским центром образования и культуры.

Свое название скала, возвышающаяся над крутым обрывом на северной окраине города, получила во время Кавказской войны. Повинна в этом находившаяся здесь, на краю глубокого каньона с текущей по дну речкой Шура-озень, кавалерийская артиллерийская батарея. Городская детвора с немалым риском спускалась, сокращая путь к речке, по отвесному каменному склону, цепляясь за всё что можно. Случались и трагедии. Но адреналин в крови и гордость за победу над собой высоко ценились и в детстве.

Непосредственно под скалой находилось маленькое помещение, очень похожее на обычную небольшую комнату с природными — каменными, с трех сторон, стенами, а вместо четвертой, в сторону обрыва, где заканчивался каменный «пол» этого помещения, было просто небо. Здесь во времена нэпа 20-х годов, как рассказывали старожилы, работало заведение для любителей провести свой досуг интересно, вкусно и с некоторой долей всё того же адреналина.

Нельзя не сказать, говоря о Темир-Хан-Шуре — Буйнакске, еще о нескольких его особенностях, прежде всего — людях. В первую очередь назову замечательного буйнакского человека — Булача Имадутдиновича Гаджиева. Он гордость Буйнакска, гордость всего Дагестана. Школьный учитель истории, он никогда не ставил двоек и всегда без расспросов и объяснений впускал в класс опоздавших. На каждом его уроке не было бездельников: почти все ученики по очереди у доски или с места общались с учителем. Он исходил за много лет с участниками созданного им Клуба краеведов родную республику вдоль и поперёк, и около 30 лет ежемесячно выходил в эфир республиканского телевидения с передачей «В стране легенд и преданий» с рассказом о Дагестане. Она приковывала к телеэкранам и детей, и взрослых. Он автор более 40 книг, изданных Дагестанским книжным издательством, в названии почти каждой присутствует слово «Дагестан». И если в республику приезжали гости с просьбой познакомить их с нею, то хозяева — от правительства, разных ведомств, отдельных коллективов и до частных лиц — обращались с этой просьбой к Гаджиеву. У него, помимо разных наград и званий, имелось и редкое — «Народный учитель СССР». Ну, что тут добавишь? Разве сказать только, что если в разговоре о чем-то важном и интересном упомянуть имя Расул, то все в Дагестане поймут, что речь о Расуле Гамзатове, а если назвать имя Булач, то все поймут, что речь о Булаче Гаджиеве. Прожив 88 лет, он оставался бодрым, спортивным, с энергичной походкой, по-юношески стройным человеком. А когда он ушел из жизни, мой школьный друг Алил Давыдов, друживший с ним всю жизнь, учитель немецкого языка, переведший с немецкого книгу об имаме Шамиле «Сабли рая», собрал и издал книгу воспоминаний о Булаче Гаджиеве людей, его знавших и любивших.

Добавлю еще, что вырос Булач в известной дагестанской семье. Его старший брат Магомед Гаджиев еще до войны служил во флоте подводником. В первые два военных года он, командир подлодки, прославился своими успешными боями, уничтожением вражеских военных кораблей. Одним из первых дагестанцев он получил звание Героя Советского Союза за дерзкую победу, когда, расстреляв все торпеды по другим целям, он не ушел на базу, а всплыл и в надводном положении уничтожил еще одно вражеское судно. Он погиб в 1942-м. В Мурманской области сейчас есть город, переименованный в его честь — в Гаджиево.

Другой, следом за Магомедом, старший брат Булача — Абакар, стал известным в республике агрономом. Это его, в частности, заслуга, что Махачкала избавилась от засыпавшего её прежде песка, приносимого частыми у нас ветрами. Это произошло не сразу, а после реализации его инициативы по посадке вокруг города разной растительности. Он, кстати, рассказал мне, что его родной аул Мегеб, что в Гунибском районе, с аварским населением, по соседству с Лакским районом, был основан в давние времена даргинской семьей, вынужденной покинуть свой аул. К ней подселялись и другие даргинцы, которые на протяжении многих десятилетий в окружении аварцев ассимилировались с ними, и настолько, что переняли их язык и стали числиться аварцами. Но в отдельных семьях «остатки» прежнего языка сохранялись. Абакар смеясь говорил, если родителям (мать была лачкой) хотелось по секрету от детей сообщить что-то друг другу, они переходили на язык, только им понятный. Другой брат, Курбан, он младше Абакара и Булача, стал первым в Дагестане мастером спорта по альпинизму. А самый младший — Альберт, дослужился до контр-адмирала. Такой была эта семья, хорошо известная в республике.

Есть в Буйнакске скромный домик, построенный в 1840 году, с мемориальной доской на стене, сообщающей, что в нем останавливался в 1858 году знаменитый французский писатель Александр Дюма-отец. А принимал гостя в Темир-Хан-Шуре командир Дагестанского конного полка Роман Багратион, племянник героя Бородинского сражения, генерала Петра Багратиона, который, кстати, являлся уроженцем другого дагестанского города — Кизляра.

Есть в Буйнакске и краеведческий музей, которым заведует Микаил Дугричилов. Лучшая кандидатура на этот пост в родном городе! Кстати, он тоже педагог и становился лауреатом конкурса «Учитель года России» 1999 года. Музей же, в котором он плодотворно работает, располагается в здании, которое, право же, заслуживает нескольких слов.

Оно сразу обращало на себя внимание своим внешним видом, особенно же — своим интерьером. Строилось по проекту, пытавшемуся соблюсти в миниатюре архитектурную гармонию Венского оперного театра, по крайней мере, строители старались сделать здание таковым. Не знаю, насколько им это удалось, оригинал увидеть не пришлось, хотя и старался, будучи в Вене, но ничего подобного в других городах России не видел. Помню, что интерьер его со столь же миниатюрным балконом производил какое-то «заморское» впечатление. Кресла тоже были венскими, видимо, привезенными оттуда, потому что театр построили в 1916 году на средства местного мецената Хизри Гаджиева, бизнесмена тех лет, большого патриота своего города. В зале этого театра нарком по делам национальностей РСФСР И. Сталин в 1920 году объявлял автономию Дагестана, а горожане все последующие годы смотрели выступления своих самодеятельных артистов, спектакли заезжих театральных и концерты эстрадных коллективов, спектакли Аварского театра, пока он не переехал в Махачкалу.

Как жаль, что землетрясение 1970 года не пощадило и театр, эту буйнакскую архитектурную жемчужину. Его хотели снести, но с большим трудом общественности города во главе с Булачом Гаджиевым удалось отстоять фасад и наружные стены. Интерьер решили восстановить или перестроить, и пока в здании размещается краеведческий музей. Интересно, сохранилась ли где-нибудь кровать, на которой ночевал Сталин и которая стала главным экспонатом «Музея И.В. Сталина», многие годы работавшего в Буйнакске.

В прежней Темир-Хан-Шуре, переименованной в Буйнакск в 1922 г., казалось бы, в затерянном в предгорьях Кавказа маленьком городишке побывало немало известных людей. Здесь получали своё образование и поэт Расул Гамзатов, и знаменитый советский врач-ортопед, создатель своего чудо-аппарата академик Гавриил Илизаров.

И нельзя не добавить, что город пережил два крупных землетрясения — в 1970 и 1975 годах.